– Нет суда, нет стыда, -так учил старый вор Козыря в тюрьме. Пришел Козырь после тюрьмы по назначенному адресу на хату, а там целые бригады на музыку ходят11. Приняли Козыря как своего, обучили что к чему, так и стал жить. Все вроде шло как по маслу: жратва, выпивон, закусон, шмотки, бабы. Все было, а радости не было, простой душевной радости…Иногда ночью Козырь просыпался, смотрел на звездное небо и задавал себе вопрос: «Как это жить по-другому, по – совести»? Вспоминал свое голодное и холодное детство…Не знал он как жить «по-другому», когда тебя ждет кто-то родной и дорогой в уютной квартире, переживает и беспокоится о тебе…, никто никогда не ждал Козыря, разве что тюрьма…опостылевшая, ломающая, страшная.

«Если человек не найдёт Бога, он не найдёт ни покоя, ни счастья, ни благополучия»12, – читала Зоя Михайловна.

…Возраст Зои Михайловны давал о себе знать, все чаще она лежала, мало ела и только смотрела в окно.

– Бабушка, опять ты ничего не ешь, -слегка сетовала Глаша.

– Не хочу моя родная.

Переживала Зоя Михайловна за Глашеньку, как она останется одна, как будет жить, но сделать ничего не могла. Жизненные силы медленно оставляли её. Умерла она неожиданно осенним вечером, упорхнула, как белый голубь в бескрайние небеса.

Через день к Глаше в дверь позвонили.

– Аглая, открой это из соцопеки Грина Меркулофна

Аглая открыла дверь. На пороге стояла грузная женщина с короткими руками, жирными пальцами, похожими на щупальцы, её губы как две приклеены ракушки открывались и закрывались с трудом. Платье было не по размеру и ёрзало туда-сюда.

– Дефочка, ты не должна шить одна, ты еще несофершеннолетняя. Сегодня ше запираем тебя ф детдом.

Аглая не стала спорить. Она окинула взглядом комнату, словно прощаясь с каждым дорогим здесь предметом.

–Хорошо, сейчас соберу вещи, -спокойно сказала она.

Глаша взяла с собой небольшой чемоданчик, туда она положила необходимые вещи, а вместе с ними фотографии дорогих ей людей, мамы и бабушки, когда она складывала фотографии, слезы брызнули из глаз и покатились как пунцовые горошины и даже неприятная женщина не стала торопить её. Фотографии – это было самое дорогое, что осталось у Глаши, на них улыбались две счастливых женщины -мама и бабушка.

Через некоторое время Глаша повернулась к Грине Меркуловне, та стояла, переминаясь с ноги на ногу.

– Я готова, – в ее больших серых глазах застыли отчаяние и боль.

Машина остановилась у входа в детдом Аглая и Грина Меркуловна вышли их встретила заведующая дневного отделения.

– Здрастье, фот еще одну прифезла, -прокартавила Грина Меркуловна

– Ну чё проходи девочка, покажу тебе твою комнату -заведующая подтолкнула Аглаю в спину.

Она повела Аглаю на второй этаж, где находились комнаты для девочек.

– Вот здесь ты и будешь жить до совершеннолетия, располагайся где свободно.

– Спасибо, -сказала Аглая.

В комнате никого не было, все были в школе. Аглая осмотрелась. В комнате было чисто, салатовые занавески, зеленый коврик, аккуратно прибранные кровати, не показывали признака негатива. Аглая выбрала кровать у окна, потому что всегда можно смотреть на небо.

К двум часам стали подходить девушки подростки.

– А-а-а у нас новичок, – зайдя в комнату, сказала черноволосая девушка с короткой стрижкой и фиолетовой помадой на тонких губах. Девушка показалась Аглае отталкивающей, черная облегающая куртка с множественными замками и синие протертые джинсы, также вызывали неприятное ощущение, другие девушки ничем не отличались от первой, разве что цветом волос.