В СИЗО меня сторонились, это стало ясно по прошествии пары дней. Женщины сбивались в небольшие группки, негромко общались. Обменивались рассказами о своих злоключениях. Опытные учили молодых, как поступить в той или иной ситуации. Опасались обыска, привычно остерегались «вертухаев» и передавали от камеры к камере «малявы» с последними известиями. Очевидно, за эти дни пришло сообщение, которое касалось меня, и в нем содержались все слухи о моем послужном списке, которые удалось узнать. А также, возможно, сюда просочились и сведения о спецназовцах, пострадавших во время моего задержания. И все без исключения обитатели моей камеры решили, что будет гораздо умнее не связываться с этой бешеной девицей и держаться от нее подальше.

Впрочем, как и обещал Генка, следствие провели в кратчайшие сроки. Мне объявили приговор и перевезли в колонию для отбывания наказания, которое было назначено по решению закрытого суда. Я пока не знала, попаду ли в один барак с Алиной Поляковой. Сначала мне предстояло пройти через карантин. Так называлось обязательное медицинское обследование, которое применялось ко всем вновь прибывшим, длилось оно пятнадцать суток и предполагало заключение в одиночной камере.

Что ж, после тесноты камеры в СИЗО я даже была рада одиночеству. Тем более что времени между осмотрами было достаточно, а мне предстояло о многом подумать.

Не знаю, на какие рычаги давил полковник Петров или какие слухи распространял, но, пока «шло следствие», меня действительно посетила Лидия Павловна Полякова, бабушка Алины. Это была хорошо сохранившаяся, приятная женщина с благородной осанкой и седыми волосами, уложенными в затейливую прическу. Ее строгий, классического кроя синий костюм удачно подчеркивал пронзительно-голубые глаза. Овальное лицо с правильными чертами сохранило остатки былой красоты. В молодости она была очень хороша собой, возможно, только ее губы были слегка тонковаты. А может, они утратили часть своего объема лишь с возрастом. Или после осуждения любимой внучки Лидия Павловна приобрела привычку крепко сжимать губы и вытягивать их в тонкую нитку.

– Возможно, вы удивлены, Евгения, визиту незнакомой женщины, – начала она после приветствия.

– Скорее я удивлена, что вам удалось добиться этого свидания. А еще мне любопытно, чем обязана?

– Вас никто не посещает? – Она предпочла сначала задать вопрос, вместо того чтобы ответить на мой. – Совсем нет родни?

– Есть, но довольно далеко, – я немного помолчала, – здесь только тетушка. Но я просила ее не приходить, ни к чему это.

– Что ж так?

– Это все, – я обвела мрачное помещение рукой, – не для нее.

– Расстраиваться будет?

– В том числе. Так кто вы такая и что вам от меня надо?

– Почему вы сразу решили, что мне что-то от вас нужно? – скупо усмехнулась женщина.

– Мне от вас не нужно ровным счетом ничего. Значит, дело обстоит как раз наоборот.

– Что ж, в логике вам не откажешь. Но, полагаю, вы делаете поспешные выводы и оттого неправильные. Скорее мы можем быть полезны друг другу.

– Давайте считать, что вы меня заинтересовали. Так что я внимательно слушаю, поясните, пожалуйста.

– Меня зовут Лидия Павловна Полякова. Полагаю, вас в скором времени отправят в колонию под Тарасовом. Там же отбывает наказание моя внучка, Алина Полякова.

Я молча кивнула, ожидая продолжения.

А женщина слегка замялась.

– Статья, по которой осуждена моя внучка, такова, что, как бы это сказать… Даже не знаю, как поточнее высказаться.

– Я не сильна в юриспруденции. Объясните своими словами, пожалуйста.

– Понимаете, Евгения, Алина девочка хорошая, но трудная, со сложным, противоречивым характером. Она молода и внушаема, оторвалась от родного дома. Поэтому попала под дурное влияние, просто запуталась и не отдавала отчета своим действиям. Плюс на следствии она просто не стала ничего отрицать, отказалась защищать себя, чтобы не сказать лишнего. Чтобы так называемых друзей не выдать. Думаю, она на самом деле не делала и половины тех вещей, что ей приписывают. Моя славная девочка просто не способна на подобное, поверьте мне, Евгения.