К сожалению, никто не признаёт это болезнью и никто не занимается лечением. Более того, это считается не просто нормой, но даже где-то доблестью. Хотя что тут доблестного, не пойму.

И ещё – особо тяжко болезнь протекает у тех мужчин, кто не способен созидать. Люди, которые работают творчески – и это я не о музыкантах и архитекторах, но даже о токарях и металлургах – болеют этим помешательством в более лёгкой форме. То есть это нечто типа компенсации одного дефекта ложной победой в другой области.

Но победа ли это? Мозг не функционирует с должной отдачей и человек пытается компенсировать это деятельностью нижней части тела. Но творческий мозг работает постоянно, а тут – краткое во времени действие. И сколько таких кратких действий должно быть совершено, чтобы компенсировать длительную (уж не говорю – постоянную) мозговую работу, принёсшую явные результаты?

– Я не думал об этом с такого аспекта.

– А никто не думает. Приняли как данность и живут с этим.

– В этом причина твоего недоверия?

– Именно. Поэтому в контракте пункт об отсутствии требования так называемой супружеской верности. Статистика утверждает, что естественным образом её соблюдает примерно каждый сотый мужчина. Остальные больны и не в состоянии это делать. А насилие я исключаю. Оно бесполезно, особенно в данном случае.

– А что будет, когда один из нас или оба влюбятся в супруга?

– Это вряд ли. Я бы предпочла сразу договориться о том, что таких поползновений лучше не делать. Наш контракт – сделка. И не более чем. Я готова принять на себя какие-то ещё обязательства (если перечисленных – недостаточно), но только не в этом плане.

– А всё-таки? Это ведь случается само собой.

– Я убеждена в обратном. Человек вполне способен контролировать собственные эмоции, просто ленится это делать. Особенно в тех случаях, когда потакание своим сиюминутным желаниям соответствует шаблонам поведения. Я считаю, что мы достаточно разумные люди, чтобы подобным шаблонам не следовать, а выбрать более разумную линию поведения.

– А зачем тебе вообще этот брак?

– Чтобы удочерить ребёнка из детдома. А как только органы опеки успокоятся, можно будет контракт считать исчерпанным. По крайней мере, если у одной из сторон возникнет в этом необходимость.

Нотариус, прочитав текст брачного контракта, удивился так, что даже на некоторое время потерял дар речи. Когда же обрёл снова, то спросил:

– Вы уверены?

– А вы уверены, что это ваше дело – разбираться в условиях контракта между двумя субъектами? Ваше дело – заверить текст. И ничего более. Так что выполняйте свою работу или мы сообщим вашему руководству о вашем неполном служебном соответствии.

Больше нотариус не пытался вмешиваться, а споро выполнил свои прямые обязанности: заверил документ и отпустил клиентов.

– Что теперь? – спросил Даниил.

– Теперь мы сходим в ЗАГС, заключим брак, получим свидетельство об этом и я начну собирать документы на удочерение.

– Мешало только отсутствие брака?

– Да. Потому что квартира – служебная, корпоративная. Это минус. Плюс отсутствие брака. Второй минус. И только один плюс – хорошая зарплата. Мне бы не хотелось проиграть.

– А шанс есть?

– Один плюс против двух более важных минусов.

– А теперь?

– А теперь сочетание изменилось на обратное.

– Ты так привязана к этому ребёнку?

– Да.

– Почему?

– Так сложилось.

– А если я тоже к ней привяжусь так же крепко? Нам придётся менять контракт?

– В плане?

– Если я захочу стать полноценным родителем?

– Вот когда «если» превратятся в факт, мы это обсудим.

Даниил рьяно помогал Зое собирать все бумаги, поехал с ней в органы опеки для подачи документов и на заседание комиссии по удочерению. Вежливо и старательно отвечал на все заданные вопросы, заявил, что очень хочет стать отцом ребёнка. Не удивительно, что комиссия приняла положительное решение: оба хорошо обеспечены, образованы, с положительным реноме, с хорошими карьерными перспективами…