Я чувствую, что Девлин не обидчив, и рискую спросить:

– Он… он умер от алкоголизма?

– И да, и нет. Так нализался, что упал с лестницы и размозжил себе голову. Обильное кровотечение. Доктора сказали, что мало надежды. Во всяком случае, он не был бы прежним Дэном.

– О господи!

– Тридцать три! Так рано!

– Тридцать три! – повторяю я. – Ужасно. Мне так жаль, Девлин.

– Моя невестка умерла год назад в этом же возрасте. На нас так и валится.

Мне оставалось только вздыхать и бормотать сочувственные фразы, но нашу беседу прервал мужчина, у которого подтяжки свисали на задницу. Он, в духе старой школы, не дает себе труда закрепить их как следует. В руках у него громкоговоритель.

При виде этого мужчины мне становится не так стыдно за свою черную майку и джинсы. Я не знала, подходит ли деним для подобного случая.

– Куда его поставить?

– Давай-ка посмотрим… Вон у той двери – в самый раз.

– Будет музыка? – спрашиваю я Девлина.

– О да, тут уж без музыки не обойтись, – отвечает он. Заметив, что я несколько удивлена, он добавляет: – Мне следовало сказать, что это скорее вечеринка, нежели поминки. Дэнни оставил четкие инструкции на случай своей внезапной кончины, и мы следуем им буквально.

Девлин делает паузу:

– Вероятно, он был в подпитии, когда писал их, но все равно.

Я получаю большое удовольствие от поминок, чего совсем не ожидала. К тому же мне еще и платят.

Скажу в свою защиту, что тут веселятся все. Музыка гремит, все орут, но настроены благодушно. И все, с кем я имею дело, вежливы, независимо от того, до какой степени накачались.

По сравнению с поминками Дэна поминки кузины Дженет – просто собрание квакеров. Хотелось бы мне с ним познакомиться! Правда, я испытывала бы противоречивые чувства, наливая ему выпивку.

Девлин произнес краткую речь, и по его щекам струились слезы. Он говорил о том, как Дэн ненавидел поминовение, когда у всех мрачные лица.

– Он простил вам то, что вы все еще здесь, без него, и просит отпраздновать этот факт. В этом весь Дэн. За Дэна! – И он поднял бокал.

– За Дэна! – Все присоединились к этому тосту.

Поднимая свой бокал, я почувствовала, как у меня глаза наполнились слезами, и вытерла лицо передником.

Девлин сразу же сказал мне:

– Вы пропускайте стаканчик между делом, ладно? Это будет правильно. До тех пор, пока у вас не двоится в глазах, все прекрасно. И угощайтесь закусками из буфета.

Я наливаю себе шампанское, но мне некогда даже понюхать его. Однако это такая работа, когда время несется вперед, а не ползет. И все улыбаются мне, потому что их хорошо обслуживают. Как будто я щедро раздаю собственные дары.

Жена Девлина, Мо («Вы сразу узнаете ее, если увидите. Она крашеная блондинка маленького роста, все время наезжает на меня»), снабжает меня фруктами и льдом, а в остальном я справляюсь одна.

Я вспоминаю то, о чем забыла в траншеях «Это Amore!»: я хорошая барменша. Обслужив сто человек за два часа, могу легким движением запястья нарисовать трилистник на пене, разливая пиво.

Когда толпа редеет, в центре зала образуется танцпол.

И тут я нахожу ящик шампанского, который потерялся в суматохе. Я сообщаю об этом раскрасневшемуся, экспансивному Девлину.

– Зовите меня Дев! Я Девлин только для моей мамы и для полиции. Спасибо за то, что дали мне знать.

Он стучит вилкой по бокалу:

– Внимание! Наша чудесная барменша нашла еще «Моэт». Я всегда говорю: доставайте лучшее, когда остались только свои. Давайте-ка выпьем еще по бокалу за дорогого Дэна.

Восторженный рев.

– А теперь аплодисменты Джорджине за ее классную работу сегодня вечером!

Девлин указывает на меня, все хлопают и свистят. Я краснею и думаю: ну что же, по крайней мере, Эстер теперь не скажет, что я подвела Марка.