– Ха! Нашли чем гордиться!!! – засмеялся, воскликнув воевода, когда до него дошла суть недовольства.

– Умерь свой смех! – рявкнул дед, однако второй его одернул.

– А чего его умерять-то? Вы хоть понимаете, в чем суть службы по отечеству?

– Учить нас желаешь?

– Куда там? Старых учить – только розги изводить. Зачем учить? Просто беседовать. Вот в чем ваша гордость?

– В том, что служим. Как отцы наши и деды, – четко рапортовал дядя Фома.

– Так твой отец же первый поверстался в поместные. Не так ли?

– И что?

– Кем он ранее был?

– Э-э-э… – почесал затылок дядя Фома.

– А правда, кем мой прадед был? Ты ведь никогда не сказывал.

– Нечего о том болтать!

– Дело мутное, что ли?

– Не желаю о том говорить, – отрезал дед.

– Служил в дружине у кого-то?

– Уймись!

– Ладно. Это действительно неважно. Суть службы по отечеству – это плата, которую вручают правом кормиться с выделенной на время земли. Так?

– Так.

– Но чья это земля?

– Ясное дело, чья. Государева.

– Вот, то есть не ваша. Так?

– К чему ты клонишь? – нахмурился дед.

– Сколько у тебя крестьян?

– Семеро.

– Сам пашешь?

– Что за глупости ты спрашиваешь?

– Сам пашешь?

– Иногда приходится. Но больше помогаю на жатве.

– Вот! А теперь подумай, что это такое. Подумайте вы все.

– Скажи же уже как есть! – воскликнул дядя Фома. – К чему нам голову впустую ломать?

– Такая штука была придумана еще эллинами. Только не для добрых всадников, а для пешего крестьянского ополчения. Людям нарезали землю. Позволяли с нее кормиться. А взамен требовали службу. Хитрые данайцы ловко придумали, как и службу требовать, и не платить за нее. По сути, вы все – просто вооруженные батраки.

– Ты что мелешь! – воскликнул дед по отцу, вставая.

– Погоди! – возразил второй дед. – Ты уверен в своих словах?

– Полностью. Я прекрасно ведаю старину. Намного лучше вас, – произнес Андрей и в качестве подтверждения поцеловал тельный крест. – И могу вам рассказать, как было и почему стало так, как стало.

– Дерзай.

– Как-то бояре ромейского Царя в очередной раз проворовались, оставив его казну пустой. А перед тем понесли несколько поражений от арабов. Магометан, что в те годы только вышли из песков. Причем проиграли они в том числе и потому, что слишком страстно разворовывали казну и не держали войско в должном порядке. А оно в те годы у ромейцев из казны содержалось и вооружалось. Да и воеводы они были не шибко толковые.

– Это разве важно?

– Очень. Потому что, обгадившись, они были вынуждены выкручиваться. И они не придумали ничего лучше, чем дать части крестьян возможность платить мыто не долей урожая с возделываемого ими участка земли, а службой. Таким образом они хотели и получить, большое войско, и не платить за него, дабы казну можно было разворовывать, не опасаясь поражений.

– И что? Получили?

– Получили. Только это войско оказалось таким поганым, что его били в хвост и гриву все, кто мог. За редкими исключениями. Ну а что еще взять с крестьян? Не воины. Не обучены. Да и толком не вооружены. Потому очень скоро Царь оказался вынужден воевать не этими убогими, а дружинами знати, что те держали при себе. Ибо других толковых воинов у него под рукой не имелось. А эта мишура была не более чем насмешкой над войском.

– И ты хочешь сказать, что мы – та самая насмешка?

– А разве нет? Только ромейцы пешего воина с такого, как у вас надела, просили выставлять, да с более тучной землей и на юге, где мороз посевы не бьет. А у нас, отсыпав еще сверху несколько батраков, спрашивают уже конного воина.

– Погоди, – возразил дядя Фома. – Я слышал, что Султан тоже поместных держит.

– Держит. Только земли им дает много больше. В землях теплых да плодородных. И людишек на той земле трудится не один десяток. У каждого. Отчего каждый такой помещик турецкий доходов имеет в десятки раз больше, чем любой из вас. Оттого и конь под ним добрый, и броня, и оружие, и от голода он не страдает. Вы же по сути своей батраки, которым дали в помощь еще парочку, требуя взамен непосильную службу. И латиняне так же поступали. Но тоже давали много больше. Отчего их рыцарь выезжал с поместий, что раз в десять больше тех, что нам нарезают. И не скудных людьми, а густо забитых работничками.