– Этан! Погоди минутку.

Эдвард снизу вверх посмотрел на мать.

– Нас никто не любит, правда? – спросил он.

Рэчел сглотнула подступивший к горлу комок.

– Мы с тобой – самые замечательные люди на свете, а если кто-то не в состоянии это понять, то он просто не стоит того, чтобы мы тратили на него свое время.

До нее донеслось ругательство, и в закусочной снова появился Гейб. Губы его недовольно кривились. Уперев руки в бока, он уставился на нее. Рэчел только сейчас поняла, какой он высокий. В ней самой было пять футов и семь дюймов, но рядом с ним она чувствовала себя маленькой и беззащитной.

– Сколько знаю своего брата, это первый случай, когда он кому-либо отказал в помощи.

– Могу вам сказать, Боннер, что даже терпение добропорядочных христиан имеет свои пределы. С точки зрения большинства из них, я смертельно перед ними виновата.

– Мне вы здесь не нужны!

– Боюсь, для меня это не новость.

Лицо Гейба помрачнело.

– Это место не подходит для ребенка. Ему просто нельзя здесь оставаться.

Почувствовав, что хозяин кинотеатра начинает колебаться, Рэчел быстро сориентировалась, решив прибегнуть к безвредной, с ее точки зрения, лжи.

– Мне есть где его разместить.

Эдвард еще теснее прижался к ее боку.

– Если я вас и найму, то только на пару дней, пока не подыщу кого-нибудь другого.

– Ясно, – кивнула Рэчел, стараясь не показывать радости.

– Ну ладно, – буркнул Гейб. – Приходите завтра к восьми часам. И учтите – пахать придется по-черному.

– Для меня это не в новинку.

Хозяин придорожного кинотеатра еще больше насупился.

– Я вовсе не обязан искать место для вашего ночлега.

– Мне есть где переночевать.

– И где же вы собираетесь остановиться? – подозрительно спросил Гейб.

– Вас это не касается. Я вовсе не беспомощное дитя, Боннер. Мне просто нужна работа.

На стене зазвонил телефон. Гейб подошел к нему, снял трубку и принялся беседовать с неким мистером Чармом по поводу доставки каких-то товаров.

– Ладно, я приеду и сам все это решу, – подытожил наконец Гейб и повесил трубку на рычаг. Затем он подошел к двери и открыл ее.

Рэчел поняла, что он сделал это не из вежливости, а просто для того, чтобы поскорее от нее избавиться.

– Мне надо съездить в город, – сказал он. – Когда я вернусь, мы с вами потолкуем насчет вашего ночлега.

– Я же вам сказала, что об этом я уже позаботилась.

– Вернусь – тогда и поговорим, – повторил Гейб. – Подождите меня на игровой площадке. И займите чем-нибудь вашего ребенка!

С этими словами он вышел из закусочной. Дождавшись, пока Боннер уехал, она направилась к машине. Пока Эдвард спал на заднем сиденье «импалы», Рэчел вымылась, выстирала в протекавшем через рощицу небольшом притоке реки Френч-Брод свои грязные вещи и одежду сына, переодевшись в рваные, потертые джинсы и старую оранжевую футболку. Как раз в это время мальчик проснулся. Развесив мокрые вещи на ветвях деревьев неподалеку от машины, мать и сын принялись распевать бессмысленные песенки и развлекать друг друга добрыми старыми шутками и смешными историями.

Тени от деревьев постепенно стали удлиняться. Еды у них совсем не осталось, и Рэчел поняла, что откладывать вылазку в город больше нельзя. Держа Эдварда за руку, она зашагала вдоль шоссе и остановилась только тогда, когда кинотеатр «Гордость Каролины» остался далеко позади. После этого она, дождавшись попутной машины, подняла кверху большой палец.

В машине ехала пожилая пара пенсионеров из Сент-Питерсберга, проводившая лето в Солвейшн. Всю дорогу до города старики любезно беседовали с Рэчел и то и дело ласково заговаривали с Эдвардом. Она попросила высадить их на окраине города, около бакалейно-гастрономического магазина под названием «Инглес», и на прощание благодарно помахала им вслед рукой, радуясь, что они не признали в ней печально известную вдову Сноупс.