– Вряд ли тебе понравится. Я обычно слушаю телевизор фоном. Спортивные каналы: Eurosport, КХЛ, Viasat.

– Совсем не испугал… Предполагала худшее.

Приподнимая брови, Денис вновь усмехается.

– Что же?

– Политику.

Его черед выдыхать с каким-то странным ощутимым облегчением.

– Что ты, Янка? Политику на телевидение искать – кощунство, утопия и сюр, – включив телевизор, передает девушке пульт. – Выбери лучше какой-нибудь фильм.

Она долго рыскает в сети, вылавливая «тот самый», который давно хотела посмотреть, но забыла название.

– Не то… Нет… М-м-м, нет… Ты заскучал? – отрывая на мгновение взгляд от экрана, бегло оценивает выражение лица сидящего на подлокотнике Рагнарина. – Я почти. Одно слово уже вспомнила.

– Не беспокойся. Выбирай. Я пока один звонок сделаю, не возражаешь?

Яну изрядно удивляет то, что он интересуется ее мнением по этому поводу. В семье Шахиных, а если точнее, во всей их огромной родне, мужчины подобным образом о чувствах женщины не заботятся. Есть вещи важные, а есть – важнейшие. Дела мужчин – всегда превосходная степень.

К телефонному разговору прислушивается машинально. Он длится недолго. Судя по всему, Рагнарин решает какие-то рабочие вопросы.

– Завтра не могу. Но в понедельник с утра заезжай. Только, как обычно, до восьми, в половине девятого у меня уже встреча.

«Он когда-нибудь отдыхает нормально?»

– Отлично. Подготовь. Посмотрим. По-любому… Нет, Иван, нет. Нужны, но не таким путем. Это не сработает. Нет. Да. Обсудим в понедельник.

Едва Денис сворачивает разговор, оживает мягкими мелодичными перекатами домофон. Яна невольно вздрагивает и настороженно косится в сторону прихожей.

– Спокойно, солнце. Это, вероятно, доставка из ресторана.

Разложив многочисленные контейнеры на низком журнальном столике, устраивают обед прямо перед телевизором за просмотром фильма. Она так и не отыскала «тот самый» и, в конце концов, включила первый более-менее заинтересовавший.

22. 22

Итальянская мелодрама ближе к финалу вызывает у нее несдержанный плач. Сквозь пелену слез ничего не видит, слышит лишь требовательный и взволнованный голос главного героя.

– Pronta? Pronta? Pronta[1]?

Однако гораздо тревожнее становится Янке, когда в кинокадре остается одна лишь тишина.

– О-о-о, Боже… Они прыгнули? Прыгнули? – допытывается, размазывая слезы.

А возобновив видимость, натыкается на черный экран.

– Денис… Ты зачем выключил? Они прыгнули?

Вздохнув, тянет ее к себе на колени.

– Ш-ш-ш, котенок. Иди сюда.

Она поддается. Неловко сжимает его бедра коленями и столь же скованно замирает в этом положение.

Рагнарин смеется. Кажется, рядом с ней привык не сдерживать этот порыв.

– Выдохни, Янка, – словно невзначай, заправляет пряди волос ей за уши. Оставляет на переносице легкий поцелуй. И втолковывает, будто ребенку, тихим настойчивым голосом: – Это всего лишь постановка. Не реальность.

– Они прыгнули?

– Какая разница? Дыши.

Дышит.

– Медленно. Глубоко. До конца. Не бросай. Тяни до полноты.

Яна следует советам, повторяя его показательные вдохи и выдохи. И все равно не успокаивается, продолжая между терапией допытываться:

– Они прыгнули?

– Не знаю.

– Знаешь. Мамочки… Денисочка… Они прыгнули… Прыгнули же?

– Мать твою, Янка, я запрещаю тебе смотреть телевизор, – так же тихо, но уже тверже произносит Рагнарин.

– Просто скажи, и закончим. Прыгнули, да?

– Да.

Зная Янку, готов к настоящей истерике, но она лишь зажимает ладонью рот. Сидит так несколько секунду, даже не мигая. А потом, шумно выдохнув, льнет к Денису грудью.

 – Обними меня. Обними, Денисочка…

И он, конечно, обнимает.

Нашептывает какую-то ерунду, гладит по спине, поощряя и нахваливая необходимую для полноценного восстановления дыхания неподвижность.