– А ведь в этом скрыт глубокий смысл, лейтенант. Не находите?

– Как и во всяком восточном изречении, сэр. Восточная философия пока что так же не исследована нами, европейцами, как и пространства Антарктики.

– Почему-то я все чаще обращаюсь к этому вещему высказыванию, – только теперь капитан опустил подзорную трубу и, закрыв усталые, слезящиеся на резком боковом ветру глаза, какое-то время стоял так, словно бы осматривая пространство перед собой внутренним взором. – «Пока исправно платит дань смерти…» Смахивает на мрачное пророчество. Не находите?

– Это всего лишь итог определенных размышлений, сэр, – вежливо склонил голову Мирз. – Ни в каких пророчествах русский каюр до сих пор замечен не был. Как, впрочем, и в шаманстве.

Встав из-за стола, Скотт сразу же отправился в каюту, которую делил с лейтенантом Эвансом, положил на стол свой дневник и записал: «Воскресенье, 25 декабря. Рождество. По вычислениям, 69°5′ южной широты, 178°30′ восточной долготы. Третьего дня я уже совсем надеялся, что праздник застанет нас на чистой воде, но ошибался. Нас окружает лед; низко ходят тучи и время от времени из них легкими хлопьями идет снег, затемняя собой небо; кое-где чернеют небольшие проталины. Снова нужно запасаться терпением и терпением. Здесь мы, очевидно, в полной безопасности. Лед настолько тонкий, что не может сжатием навредить нам; гор поблизости нет; не обращая внимания на незавидное положение, все веселы и ждут праздничного обеда. Кают-компания украшена флагами…

…Полночь. Идет густой снег. Температура минус два градуса. Холод и сырость. Только что завершился наш веселый ужин. Стол был чудесным: суп с томатами, маленькие пирожки, рагу из пингвиньих филе, ростбиф, плум-пудинг, спаржа, шампанское, портвейн и ликёры – меню действительно праздничное. Ужин начался в шестом часу и закончился в седьмом. Затем, в течение целых пяти часов вся компания сидела за столом и во весь голос пела. Среди нас нет особых талантов, но каждый выдавал все, на что был способен, и хоры наши оказались оглушительными…

Команда обедала в полдень, меню у нее почти то же самое, что и у нас, только вместо шампанского пиво и немного виски. Они, наверное, от души веселились…»

Закрыв дневник, Скотт уже собирался лечь, но для успокоения совести решил все же сначала взглянуть на то, что творится за бортом. В проходе он буквально столкнулся с командиром судна.

– Что там у нас по курсу, лейтенант?

– Полыньи стали встречаться чаще, сэр.

– На вашем месте я бы сообщал об этом командиру экспедиции куда более веселым голосом.

– Уверен, что к утру мы окажемся на совершенно чистой воде, сэр, – в самом деле попытался взбодрить свой тон лейтенант. – Не стоит подниматься на мостик, там холодно и сыро. Впередсмотрящие будут сменяться каждый час. На баке вывешены еще два фонаря. Айсберги по курсу не наблюдаются.

Они остановились у борта. Судно двигалось самым малым ходом, но при свете фонарей было видно, как уверенно оно разрезает и крошит ледовые поля.

– Как считаете, лейтенант, что сейчас предпринимает наш Норвежец?

– После того как он объявил об этом на весь мир, ему остается только одно: упрямо, не считаясь ни с какими лишениями, идти к ледовому континенту. Не тот человек Норвежец, чтобы отрекаться от своих планов.

– Я, конечно, того же мнения, лейтенант. Но все же… как некстати он появился в Антарктиде!

– Он не должен был отказываться от своей экспедиции в сторону Северного полюса и оказываться в Антарктиде, – решительно поддержал его командир корабля. – Считаю, что к такому же мнению придут все, кто будет следить за нашими антарктическими экспедициями.