Часть первая

«полЛЮЦИя»

Глава первая

Утро, 11 октября 2013 года, пятница

***

Толкнул дверь парадного. Вышел из пахучего сумрака в дождливый мир.

Чахлый сквер дохнул пряным ароматом умирающих листьев. Затем повеяло смогом от шестиполосного проспекта, который прижимал микрорайон унылых пятиэтажек к заводу железобетонных изделий.

Окраина столичного мира суетилась всегдашней утренней суетой, спешила по неотложным будничным делам, составлявшим жизнь ее обитателей.

***

Я раскрыл зонт, побрел к остановке троллейбуса, стараясь обходить лужи.

Начало октября выдалось дождливым.

Меня это не заботило. Так складывалось, что вся моя жизнь проходила в бетонных стенах, с многоэтажной крышей над головой.

Последние же четыре года, уволившись со школы, я служил в рекламном отделе небольшой компании. Я носил гордое звание «Офисный планктон», дни напролет просиживал в кабинете перед монитором и незлобиво сочувствовал бедолагам, которые в непогоду торчали на улице.

Даже выходные и праздничные, благодатные майско-сентябрьские дни, наполненные солнцем и детским гомоном, я проводил в комнате за книгой, в крайнем случае – возле открытого окна, за неимением балкона на первом этаже тридцатиметровой двухкомнатной хрущевки.

***

Я никогда не любил мира за стенами своего дома. Мир отвечал мне взаимностью.

Однако, на пятом десятке, эта нелюбовь была уже не такой, как в семнадцать.

В семнадцать я презирал копошливый людской муравейник, но мечтал его спасти: создать что-либо ЭТАКОЕ, обращенное к Добру.

«Люди прочитают, – думал я, – изменятся, станут лучше».

Я ночами корпел над книгами и рифмами, добывая заветные слова.

В итоге слова те остались никем не читанными, и никому не нужными.

– Засунь их себе в жопу! – посоветовал друг детства. – Людям пофиг. Сейчас нужно деньги делать.

Я страшно обиделся: «Как он мог!».

После недельных самоистязаний единственный друг был вычеркнут из моей жизни, а стихи отложены до лучшего времени. Я принялся за прозу.

Однако, к двадцати двум годам, в девяносто первом, когда привычный мир рухнул, страна исчезла, обратившись пародией, а реальность окончательно свихнулась, я опустился с облаков на землю: моя нравственная проза тоже оказалась никому не нужна.

***

Наученный людским равнодушием, я передумал спасать мир и решил спасать себя.

Я укрылся в придуманной книжной реальности. Однако плоть не обманешь, а голод не тетка.

Мне пришлось заботиться о хлебе насущном в ущерб пище духовной. Я поступил и закончил исторический факультет университета, был распределен в сельскую школу, которую в последствии поменял на школу столичную.

Перемены не пошли впрок. Я все больше становился ОБЫЧНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ.

Блоковский «Страшный мир» вторгался в мой маленький мирок, пускал метастазы. В день сорокалетия я не побоялся признаться самому себе, что являюсь частью окружающей мерзости.

Я воображаемо махнул на себя рукой и больше не предпринимал попыток что-либо изменить.

Я перестал искать родственную душу, потому как предыдущие эксперименты приносили лишь разочарование.

Наибольшую тоску навевали воспоминания о женах, которых у меня было две: не одновременно – по очереди. Первую не любил, вторую обожал, жить без нее не мог. От обеих ушел. От первой – от бессмысленности. От второй – от безысходности. Возможно, у них была своя правда, но мне от того не легче.

***

Таким образом, к своим сорока пяти я добрался равнодушным эгоистом.

Пройдя по кругу, я растерял товарищей, жен и родственников, не желая тратить остатки жизненной силы на нейтрализацию чужих депрессий.

Из памяти уходили имена и лица. Сначала лица – они становились размытыми пятнами. Имена жили во мне намного дольше, но и они уходили. Порою казалось, что призрачные фантомы, бывшие когда-то людьми, мне приснились или я их придумал.