Чашка крепкого кофе, сваренного Зинаидой, а не созданный бездушной машиной, немного приводит чувства в спокойное состояние. Зина оказывается душевным человеком, окутывающим материнским теплом, которого так не хватало с четырнадцати лет. Мама умерла от инсульта, не вернувшись с работы. И всё вроде бы было хорошо: тридцать восемь лет, здоровое сердце, отсутствие недомоганий. Никто не думал, что утренняя головная боль станет первым звоночком к вечерней катастрофе. Отец не смог оправиться, сох заживо на протяжении трёх лет, и отправился вслед за мамой от сердечного приступа. Оно и так его беспокоило, но уставший организм не справился с кризом. До совершеннолетия была под фиктивным присмотром дяди, которому до меня не было никакого дела, так что на следующий день после восемнадцатилетия он выдал мне документы, деньги на месяц и отправил во взрослую жизнь.

А дальше работа, заочка, борьба за существование, подсчёт копеечек на протяжении десяти лет с долгим обдумыванием купить яйца или пачку макарон. Справилась, не скатилась, выкарабкалась. Вот и сейчас справлюсь. Ради Ларри и будущего с ним.

- Птичка! Я дома! – кричит Лар из прихожей.

- Так рано? Что-то случилось? – выскакиваю из кухни, бросаясь на шею любимому.

- Случилось. Проблемы с подрядчиком, - сжимает задницу, оставляя скользящий поцелуй. – Собирай вещи. В четыре самолёт в Лос-Анджелес. Поживём там пару месяцев, пока проблему с лицензией не решим.

- Лар, а как же моя работа? Я не могу так надолго всё бросить, - паникую.

- Я отправлю управляющего. Он проследит, пока тебя не будет, - успокаивающе гладит по спине.

- А Плюшка?

- Пуфик тоже заберём, - вздыхает, делая вид, что это здоровенная корова, а не маленькая кошечка. – Много не бери, всё на месте купим.

Вещей и так немного, только то, что привезла вчера с собой. Собирать оказалось нечего – ещё не распаковывала. Лар загружает небольшой чемодан, основную часть которого составляют документы. Глядя на него, избавляюсь от массы барахла, упаковав только бельё, спортивный костюм, косметические средства и пару платьев. По прилёту нас ожидает грандиозный шоппинг. Отдав Зинаиде дальнейшие распоряжения, направляемся в аэропорт.

- У нас частный самолёт, - делится информацией Ларри, щупая мою коленку. – В нём есть спальня…

- Собираешься соблазнить меня на высоте десять тысяч метров? – улыбаюсь.

- И не только соблазнить. Заставить стонать… - поигрывает бровями. – Умолять… Требовать...

- Я уже готова стонать, умолять и требовать, - прикладываюсь на плечо. – Где будем жить?

- У меня небольшое поместье на прибрежной территории. Тихое место, бассейн и отшлифованная прислуга. Тебе понравится.

Салон самолёта зонирован на три части, не считая кабины пилотов. Белый салон с восемью креслами, обтянутыми нежнейшей кожей, небольшое помещение с рабочей зоной для стюардессы, готовящей напитки и разогревающей простую еду, и самая интересная комната в чёрных тонах с двуспальной кроватью, тумбочкой, встроенным шкафом и стеклянной перегородкой, за которой расположился душ, не прикрытый от посторонних глаз. Узкая дверь ведёт в микро-уборную, отделанную зеркальными панелями, так что туалет выглядит слишком экстравагантно. Сидишь на унитазе, окружённая своими отражениями, сидящими на унитазе. Хотела бы я посмотреть на того горе дизайнера, страдающего нарциссизмом, сидящего в этом помещении.

Пока взлетаем, пришлось пристегнуться в креслах, пожирая друг друга глазами. Мечтаю сдаться этому голоду, отдаться умелым рукам, прочувствовать каждое касание, сжигающее снаружи, каждый поцелуй, плавящий изнутри. Его взгляд обещает испепелить меня дотла, воскрешая вновь собой, своей страстью.