Вообще-то предвидеть это можно было с первой же ночи, когда его будущая жена, молодая красивая женщина, приехавшая в Питер из глубинки и успевшая побывать замужем, что дало ей питерскую прописку, но не жилплощадь, оказалась в постели у Алексея. Секс с ней не впечатлил, что поначалу Алексей отнес к отсутствию должного опыта у его новой подруги, которую предстояло обучить в нужном ему ключе. Но то, что получалось у него с другими женщинами, в данном случае почему-то не имело успеха, и как любовники они так никуда и не продвинулись. Однако поскольку его холостяцкая квартира вскоре засверкала чистотой, а с кухни стали доноситься весьма аппетитные запахи, Алексей принял сложившийся порядок вещей, решив, что недостающие ему сексуальные эмоции он сможет получать и на стороне. В этом смысле он никогда не был верен ни одной женщине, считая, что секс – это такая статья интимной мужской жизни, где разговоры о морали и нравственности наивны и смешны.

Тем временем его новая хозяйственная подруга – а ему было уже за тридцать, и он исподволь искал претенденток на роль жены – второй раз забеременела от него, и вопрос перед Алексеем встал ребром: или – или. Поначалу он так ей и заявил: что, мол, жениться не собирается, но потом, вникнув в ее положение, заколебался. И правда – было от чего. Несколько раз она принималась плакать: «А что мне теперь делать?» И во время одного из таких объяснений он впервые за всю историю своих отношений с женщинами почувствовал, что ведь и вправду несет ответственность за происходящее – будто наконец стал превращаться из самца в мужчину. «Ладно, успокойся. Рожай и все такое. Я на тебе женюсь», – сказал он ей и сам удивился, насколько легко ему дались эти слова.

Он вспоминал свою первую поездку в Крым, в студенческие годы, как раз после первого курса. Он отправился один, поставил прямо на берегу среди камней палатку: еще двадцать шагов вниз – и ныряй в воду с огромного валуна. Он уходил на целый день, просто закрывая палатку на молнию, со всем содержимым внутри, уверенный, что никто ничего не тронет. Не трогали…

Удивительное время! Тогда ему еще казалось, что жизнь – это неуклонное поступательное движение к лучшему, что человек умнеет и все точнее встраивается в законы вселенной. И надо просто думать о хорошем и делать хорошие дела…

Однажды, идя по набережной в Ялте, он встретил ее, свою сокурсницу, с которой учился в одной группе и слегка, скорее словесно, флиртовал. Именно словесно, потому что ничего серьезного к ней не испытывал и обычно вспоминал о ней, лишь когда ее видел. Но его тянуло к ней – она была прекрасной слушательницей, умна, остроумна и умело опускала его с небес на землю, когда его заносило. А его заносило постоянно, ибо он видел, что нравится ей. Но с ней он мог позволить себе высшую степень откровенности, довериться ей как очень близкому человеку и, кажется, ни разу не пожалел о сказанном в минуты такого доверия. Рассказывал он ей, естественно, и про свои интимные дела и не смущался, когда она ему говорила:

– Ну, Алеша, по-моему, ты чудовище! Неужели все мужчина таковы?

– Каковы?

– Ну, озабоченные циники…

– Озабоченные? Да, все! Циники? Нет, не все. Разве я циник?

Разговоры эти были нужны Алексею, потому что в них Елена – так ее звали – задавала точку отсчета добра и зла. Есть такие люди – с изначально поставленным чистым вокалом, с нравственным законом в душе, хотя никаких усилий они для этого не прилагали. Просто им это дано, когда большинству других – нет. Елене было дано, это и тянуло его к ней. Она слушала его без всякой эгоистичной мысли, слушала исключительно ради него самого, как, может быть, слушают в церкви, скорее католической, за перегородкой, не видя лица… Такой у нее был дар участливого внимания к чужим проблемам, и, забывая о ней на годы, Алексей тем не менее нес в себе ее присутствие где-то рядом.