Братья души не чаяли в сестрице, терпеливо учили её всему, что умели сами, с удовольствием брали с собой на охоту и рыбалку. Разве с Куйнапой заскучаешь?

– Если б не твои косы, сестричка, мы бы звали тебя брат, – подшучивал Уйагалык.

– Ты отважная и ловкая. С тобой бы я рискнул и на медведя пойти! – часто хвалил Куйнапу Паналык.

На зимней стоянке братья обычно строили два иглу рядом – одно для себя и второе для женщин: бабушки, матери и Куйнапы. Оба жилища соединялись небольшим коридором, сделанным, как и иглу, из снежных кирпичей. Чтобы даже в сильные метели можно было навещать друг друга, не высовывая носа на мороз.

Разговор матери и бабушки никто, кроме Куйнапы, не слышал. Девочка сообразила, что с исчезновением отца связана страшная тайна. И ей не терпелось расспросить братьев.

Три дня бушевал жуткий буран, невозможно было разглядеть ничего вокруг и на шаг, снег валил стеной, а порывистый северный ветер мог сбить с ног. Собачий вой сливался с тоскливым напевом ветра в бесконечную песню Крайнего Севера. В такие дни люди не уходили далеко от стойбища. Питались припасами из мясной ямы. Но с каждым днём мороз усиливался, наполняя душу Илы страхом и тревогой. И даже бабушкины морщины, которые всегда улыбались, сникли, а в глазах старой женщины поселилась печаль.

– Ещё два оленя пали от голода, – сообщил Уйагалык с порога, насупив брови. Его щёки пылали от мороза багряным румянцем, ресницы и чёлка покрылись инеем, но в глазах по-прежнему искрилась лихая удаль неудержимой молодости. – Пастухи поведут стадо на южные пастбища, как только буран утихнет.

Ила, причитая, резкими движениями затянула в крепкие узлы завязки кухлянки и выбежала из ледяного жилища. Мальчик поспешил за матерью – ведь ей наверняка понадобится помощь, но Куйнапа задержала его, крепко ухватившись за рукав: «Уйагалык! Подожди!»

– Ты знал, что наш отец был шаманом? – спросила девочка.

– Я был маленьким, когда он пропал. Но хорошо помню его магический бубен. «В нём большая сила! – повторял отец. – Настанет день, и ты, Уйагалык, услышишь голос бубна», – как-то шепнул он мне. Это всё, что я могу сказать тебе, сестра. Вечером заходи в наше иглу, мы спросим Паналыка.

Уйагалык поспешил за матерью, он чувствовал её беспокойство и надеялся как-то её утешить. На морозе инуиты работали молча и скоро, а дел хватало каждому: с павших от голода оленей снимали шкуры, беловали их, затем раздавали людям свежее мясо и складывали остатки в мясную яму. Стадо гоняли по кругу, чтобы в движении животные немного согрелись. Ослабших оленят заводили в жилище и кормили подогретым молоком.

Световой день зимой на Крайнем Севере очень короткий. Солнце, едва показавшись на горизонте, тут же исчезает вновь. И так до тех пор, пока весь край не проглотит полярная ночь – долгая и холодная. Бабушка Апая рассказывала, что за Горой великана в Вечных льдах ночь длится полгода и полгода длится день.

Стемнело, и долину вновь, словно огненной простынёй, накрыло волшебным сиянием. В иглу люди развели огонь, и шарообразные человеческие жилища изо льда светились изнутри, как фонарики. Старейшины стойбища собирались в иглу на окраине, у вождя Ататы, они долго обсуждали и спорили. Тем временем Куйнапа попросила братьев разжечь костёр под открытым небом, чтобы любоваться разноцветными всполохами. Ночь была ясной, безветренной, и братья охотно согласились.

– Расскажешь про папу, – Куйнапа умоляюще взглянула на старшего брата.

Паналык кивнул и глубоко задумался. Полная луна мягко светила на бесконечные просторы Севера, отражаясь жёлтой искоркой в каждой снежинке. У костра дети сидели молча, сосновая кора трещала от огня, смола шипела, и сладковатый запах хвои и дыма возрождал забытые воспоминания. Куйнапа и Уйагалык задумчиво смотрели на пламя, Паналык сидел неподвижно, напоминая каменное изваяние, его взгляд устремился к горизонту, юноша был глубоко погружён в свои мысли, и никто не осмеливался прервать его.