Карта Центрального полярного бассейна, лежавшая перед Кузнецовым, занимала два сдвинутых стола. Она вся была расцвечена красными флажками, квадратиками, пунктирами, перекрещивающимися линиями и ещё какими-то другими многочисленными значками.

Рядом с Кузнецовым с толстым красным карандашом в руке главный штурман экспедиции Александр Павлович Штепенко – небольшого роста, сухощавый, подвижный, с золотой звёздочкой Героя Советского Союза на морском кителе. Это он в составе первых боевых экипажей в августе 1941 года вместе с Водопьяновым летал бомбить Берлин. А в 1942 году вместе с лётчиком Э.К. Пуссепом возил через Атлантику в Соединённые Штаты правительственную делегацию. Это о нём говорили в шутку однополчане: «…как в таком маленьком – и столько смелости». У края стола пристроился помощник начальника экспедиции по оперативным вопросам Евгений Матвеевич Сузюмов. Он что-то быстро записывал, время от времени проводя рукой по гладко зачёсанным назад чёрным волосам. К Сузюмову я с первых дней экспедиции испытывал особую дружескую симпатию, и, кажется, это было взаимным. Я пристально смотрел на него, надеясь прочесть в его глазах ответ на волновавший меня вопрос. Но он продолжал невозмутимо писать, словно и не замечая моего прихода. Я хотел доложить о своём прибытии, как вдруг Кузнецов поднял голову.

– Здравствуйте, доктор, – сказал Кузнецов. – Как идут дела?

– Всё в порядке, Александр Алексеевич.

– Больные в лагере есть?

– Двое, немного загрипповали. Но завтра уже будут на ногах.

– А сами как, не хвораете?

– Врачу не положено, – ответил я и подумал: «Что это начальство вдруг моим здоровьем заинтересовалось?»

– Прекрасно. Кстати, сколько у вас прыжков с парашютом?

Я насторожился.

– Семьдесят четыре.

– Семьдесят четыре. Неплохо. А что бы вы, доктор, сказали, – продолжал он, пристально глядя мне в глаза, – если бы мы предложили семьдесят пятый прыжок совершить на Северный полюс?

На полюс? От неожиданности у меня даже дыхание перехватило. Конечно, много раз, лёжа в спальном мешке, я думал о возможности совершить прыжок с парашютом где-нибудь в Ледовитом океане на дрейфующую льдину. Но на полюс! Так далеко я не заходил даже в самых смелых своих мечтах.

– Ну как, согласны?

– От радости в зобу дыханье спёрло, – весело пробасил из угла Водопьянов.

– Ему с пациентами жаль расставаться, – ободряюще улыбнувшись, сказал Сузюмов.

– Значит, согласны? – спросил Кузнецов.

– Конечно, конечно, – заторопился я, словно боясь, что Кузнецов возьмёт да и передумает.

– Прыгать будете вдвоём с Медведевым. Знаете нашего главного парашютиста?

– Знаю, Александр Алексеевич.

– Он уже вылетел с Бардышевым с базы номер два и через час-полтора сядет у нас. Не так ли, Александр Павлович?

– Точнее, через один час пятнадцать минут, – сказал Штепенко.

– Выбрасывать вас будет Метлицкий. Он уже получил все указания. Вылет в двенадцать по московскому времени. Примерно к 13 часам самолёт должен выйти в район полюса. Там Метлицкий определится и подыщет с воздуха площадку для сброса парашютистов. Площадку он будет выбирать с таким расчётом, чтобы можно было посадить самолёт как можно ближе к месту вашего приземления. Ну а если потребуется что-то там подровнять, подчистить, тут уж придётся вам с Медведевым самим потрудиться.

– Им бы бульдозер сбросить заодно, – посоветовал с самым серьёзным видом Падалко.

– Всей операцией будет руководить Максим Николаевич Чибисов (начальник полярной авиации). Я надеюсь, вы понимаете, доктор, сколь серьёзно задание, которое мы поручаем вам с Медведевым. Серьёзно и почётно. Вам доверено быть первыми в мире парашютистами, которые раскроют купола своих парашютов над Северным полюсом. Смотрите не подведите. Но это одна сторона дела. Другая, и, может быть, ещё более важная для авиации, – оценка возможности прыгать с парашютом в Арк- тике. Постарайтесь выявить особенности раскрытия парашюта, снижения, управления им, приземления. Вообще всё, что только возможно, от прыжка до приземления, а точнее, приледнения. Вопросы есть?