Послышалось? Но в квартире сверху давно никто не жил, а через стенку было слышно только соседскую собаку. Некому было бегать по коридору. Может быть, ей послышалось? И всё же она точно слышала: «Топ-топ, шлёп-шлёп!». Так топают дети, Лида знала, у неё было четыре племянника.

Зашумела вода в ванной. Кран сам открылся, это уж ни в какие ворота! Лида поставила сумку у порога и шагнула за угол налево. Мигнул и выключился свет в коридоре. Лампочка перегорела, что ли? Лида безрезультатно пощёлкала выключателем, наощупь в ванной нашла вентиль, перекрыла холодную воду. Дичь какая-то. Вытирая руки на ходу, подхватила свои вещи и открыла входную дверь, вышла на лестничную клетку. Полоса света легла из подъезда в тёмную прихожую. Топ-топ, шлёп-шлёп, топ-топ по старому паркету.

Она оглянулась и почувствовала, как подкашиваются ноги. На свет из бабкиной комнаты выбежал ребёнок лет трёх. Сине-серая мёртвая кожа, синяки под мутными запавшими глазами, дёрганые движения и старая одежда. Он протягивал к ней отёкшие пальцы и раскрывал в беззвучном крике почерневший рот…

В ужасе Лида заорала так, как никогда в жизни ещё не кричала, и рывком захлопнула дверь, грохнув замком.

2.

Своего первого призрака он увидел спустя три дня после того, как очнулся в реанимации, куда попал с пулевым ранением. Это ж надо было оказаться настолько не в том месте и не в то время!

Молодой юрист, пристроенный отцом на казённую государеву службу, не снискал пока уважения коллег. Над «эндокринологическим дундуком» посмеивались, не принимая во внимание образование и профессионализм.

Но когда он лежал в больнице, ожидая очередной перевязки, пришли проведать две секретарши, принесли какую-то пустяковую передачу. Притихшие и внимательные, девушки посидели рядом полчаса, расспрашивая о самочувствии. Тимофей понял, что шальная пуля, пробившая грудь, сделала его интереснее и загадочнее. Остальные молодые сослуживцы были заняты кабинетной бумажной работой, а вот его «подстрелили»! Напустив на себя тогда флёр уставшего героя, он очаровал девчонок. И, пускай на несколько минут, но они рассмотрели в рыхлом, неуклюжем толстяке обаятельного интеллектуала.

Девушки вышли из палаты, едва не столкнувшись в дверях с худым стариком в пижаме и казённом синем халате. Выздоравливающие часто шатались в гости друг к другу, одалживая зарядки для гаджетов, затевая карточные игры, да и просто «посидеть пообщаться». Спасались от больничной скуки.

Старик сел около койки Полянского и некоторое время пристально рассматривал его.

– Воды хотите? – не выдержал Тимофей.

Гость отрицательно покачал головой.

– Сходи к Ване, скажи, что я прошу у него прощения, я не успел, – негромко проговорил старик, махнув рукой в сторону коридора, где не смолкали шаркающие шаги и поскрипывание колёс тележек с бельём и лекарствами.

– Что? – не понял Полянский.

– Сходи к Ване, скажи, что я прошу у него прощения, я не успел, – с той же интонацией повторил собеседник.

– Извините, мне нельзя вставать. Вы в какой палате лежите?

Полянский стал нащупывать кнопку вызова медсестры. Вдруг плохо человеку, вот и перемкнуло.

Старик привстал и ухватил Тимофея за воротник рубашки, дёрнув к себе. Лицо его потемнело, глаза стали белыми и будто бы засветились, внезапно он начал расти. Очертания больного чуть расплылись, как в тумане, но сам старик вырос почти до потолка. В глубоких морщинах пролегли густые тени, и трёхметровое видение склонилось над Полянским.

– Сходи! Седьмая! – прогудел голос, и на Тимофея пахнуло холодной плесенью. – Сходи!

Полянский чувствовал, как волосы на голове зашевелились от страха. Он невнятно пискнул и крепко зажмурился, как часто делал в детстве. Бабушка учила его усмирять воображение. Через пару секунд открыл глаза, в палате, кроме него, никого не было. Сердце оглушительно колотилось. «Седьмая!» Это через одну дверь от него. Если сходить потихоньку, по стеночке, сёстры не обратят внимания.