– Тарищ админар, та я быв там…

– Ну, тогда… в Таллин!..

– Та я и в Талне быв…

– А где ж ты, шельма, не был?

– В Муранске!..

– Ну вот и отправляйся в Мурманск.

– Слухаюсь!


Как демобилизовался, не смог без моря, затосковал, пошел на гоночные яхты матросом. Стал гонять матросом на «шестерках». Силища в руках медвежья и вес подходящий – под восемьдесят. Отборочные соревнования на Олимпийские игры в Хельсинки прошел. Но не поладил с тренером. Все из-за пустяков… Устроил цирк. По тросу вверх на одних руках, двенадцать метров… на спор за бутылку. А тут тренер идет. Ты чего устраиваешь? Федор за словцом в карман не лез, выдал по-флотски лаконично… Тот и пригрозил: ты, мол, у меня заграницы не увидишь… И не взяли…

– Трагедь, – вздыхал Федор. – Тю-тю Альпада…

Чуть не запил тогда с огорчения. И тут прибегает приятель:

– Выручай, – говорит, – у нас бегуна не хватает в команде… Всю дистанцию бежать не надо, главное стартовать, для протокола, а там сойдешь, где захочешь…

Федор долго раздумывать не стал.

– Выручить можно… А тапочки дашь?

– Конечно, любой размер, только выручай…

– Ну ладно, давай тапочки.

Вышел на старт, побежал…

Погода хорошая, солнышко светит, бежится в охотку, дистанция десять километров. Прибежал первый, вот его и включили в сборную. А бежал-то за тапочки… В Хельсинки в забег его не поставили, так что пошел к яхтам, а навстречу тот тренер «парусник», который его «зарубил».

– Ты как здесь?

– Та я в команде.

– В какой это команде?

– Легкокотлетов…

Ну что тут скажешь?..


Сашка вернулся, плюхнулся в кресло.

– Москвичка она, живет в Сокольниках, не замужем. Вот телефончик дала… Что с тобой?

– Что?

– Ты ж нездоров.

– Почему?

– Да посмотри на себя. На тебе лица нет. Зеленый весь…

– Да?

– Подожди, я сейчас зеркало попрошу. Сам увидишь… Дианочка! – он махнул рукой. – На минуточку!

Подошла стюардесса, красоты необыкновенной.

– Что случилось?

– Дианочка, можно зеркальце?

– Пожалуйста. – Тонкая ручка извлекла из кармашка маленькое складное зеркальце. – Что-нибудь еще?

– Водички…

– Сейчас. – Она повернулась и пошла по проходу.

– Ух, черт возьми, – провожая ее взглядом, выдохнул Сашка. – На, смотри.

Тимир покосился на свое отражение.

«Да, вот этой складки на лбу раньше не было… Уже тридцать три. Возраст Христа… Пора свершений…»

– Может, таблетку? – не унимался Сашка. – Доктора позвать? А то от тебя слова не добьешься… Помирать будешь и то, небось, промолчишь.

«Кто много болтает, тот всю силу выбалтывает», – вспомнил Тимир слова отца. – В 41-м стали приходить от него письма, с матерью читали-перечитывали их по многу раз, отец оборонял Ленинград. А в 44-м пришла похоронка – пал геройской смертью при прорыве блокады…


Самолет приземлился в Риме. Еще нет и полудня, а жара уже стоит нестерпимая. Скомканная экскурсия по вечному городу из разряда весь мир за два часа… все мелькает: термы Каракаллы, площадь Ватикана, римский форум, Колизей… черные квадриги летят над городом… и почти вся делегация остается в Олимпийской деревне, только яхтсмены едут дальше. До Неаполя еще двести километров поездом.

Чужая, красивая, горная страна…

«Как все-таки они умеют не побеждать природу, а встраиваться в нее, – думал Тимир, глядя в окно вагона. – Не взрывать и перекапывать, а дружить… Ты посмотри, вон на горе крепость, а вокруг домики, два-три этажа, желтые стены, окошки рядами, красные черепичные крыши. Виноградники на склонах… Да тут что ни гора, то крепость или башня. Если останавливаться возле каждой – вовек не доберешься куда тебе надо… Берегут историю. Аврелианова стена в Риме по всему городу змейкой вьется – восемнадцать километров, почти всю сохранили. А у нас Белый город сначала возвели при Федоре Иоанновиче, а потом разобрали при Екатерине Великой, бульвары проложили… Десять километров крепостной стены в четыре метра толщиной – все раздолбали подчистую… Зачем? Ну не нужна тебе стала крепость, дорога важней, ну подумай, как сделать так, чтоб не ломать то, что строили десять лет всей казной… Китай-город тоже… Да что говорить, Храм Спасителя где теперь? Еле взорвали, такая мощь… А стоило стараться-то? Тверскую расширяли – целые кварталы долой… Вечная стройка, а тут вечный город. Раз построили, и на века. Правда, Колизей чуть не растащили варвары, весь ободрали как липку…»