Тухачевский оказался прав: немцы ночью без единого выстрела в полной темноте подошли к фортам на участках, где не было даже старых, осыпавшихся, заполненных осенней стоялой водой рвов, и, не дойдя до стен, были встречены огнем из пулеметов и винтовок. Немцы не отступали: они, как исступленные, волна за волной бежали к фортам, умирали под огнем, падали от разорвавшихся гранат, перегруппировывались, меняли место атаки и вновь натыкались на русский огонь, как будто этих русских солдат было так много, что они занимали все поле перед фортами или заранее знали, где, когда и какими силами немцы идут в атаку. Немцы перехватывали все радиотелеграммы, которыми открытым текстом переговаривались русские, и знали, что у русских паника, что большие потери, что особо тяжело на том-то и том-то участке боя, и бросали туда новые роты, но никак не могли прорваться к мостам. С рассветом бой стих. Оскар Гинденбург, получив осколочное ранение в ногу, был отправлен в тыл, в госпиталь. Полк его лежал мертвый перед фортами. Над несколькими сотнями выживших, обезумевших от боя, смертельно уставших солдат полка назначили командиром молоденького лейтенанта Генриха Штюрмера, и, дав отдохнуть сутки, вновь бросили на форты.
Немцы еще два дня штурмовали форты. И падали мертвыми.
Узнав о гибели целого полка, о серьезном ранении сына, Гинденбург взбеленился:
– Август, ты идиот! Я тебя заставлю лично поехать к каждой матери погубленных тобою солдат и на коленях просить у них прощения за гибель их сыновей!
– Но я все делал, как вы приказали: мы атаковали ночью…
– И что? – перебил Гинденбург.
– Они уничтожили полк… вашего сына.
– Лучше бы они и его убили. И тебя, Август, в придачу. Сколько русских в фортах?
– Не знаю…
– Как это?
– Мы перехватываем все их переговоры и никак не можем понять, сколько в фортах русских войск. Единственное, что точно известно, – там гвардия.
– Я об этом уже слышал. Август, лучше бы мне вместо тебя иметь такую гвардию и таких командиров. Ты третий день стоишь перед фортами. Если через два дня тебя не будет в Варшаве, сразу, не заезжая сюда, уезжай в свое поместье. На пенсию, сукин ты сын!
Атаки прекратились. Были подтянуты тяжелые орудия и начались методичные обстрелы фортов. Досталось и Варшаве – пригороды горели, унося в пламени горящих домов жизни сотен безвинных людей. Дом Владислава Смирнитского не пострадал, но вся семья хоронилась в просторном подвале.
Форты немцы взять так и не смогли!
На пятый день командующий армией генерал Эверт наконец-то проснулся и, отбросив противника, вышел во фланг немецкой армии. Проснулся и Рузский – он всегда поспевал вовремя, когда пахло победой. Над немцами нависла угроза полного разгрома.
Гинденбург приказал отвести войска на границу Восточной Пруссии и – вот же неугомонный – тут же бросил армии на Лодзь!
Большего позора для русской армии не было.
Вначале немцы окружили русских в Лодзи!
Потом русские окружили немцев!
Потом благодаря приказам командующего фронтом Рузского немцы спокойно, без потерь, вышли из окружения!
Слава русским командующим!
Государь немножко пожурил Рузского и оставил на прежней должности!..
XXI
Командир Семеновского полка Эттер – Ванечка – ходил гогольком: как же, опять его гвардейцы спасли русскую армию от позора. То, что гвардейцев осталось чуть больше половины, конечно, ему было очень жаль, и давило в груди, и слезы наворачивались, но орден Святого Георгия 3-й степени на полосатой шейной ленте, врученный самим государем императором, да любимое царское трехкратное лобызание как-то легко сняли с генерала траур по погибшим гвардейцам – сам-то он мало представлял, что там, на фортах, происходило – даже связи не было, почему-то не отвечало радио. Правда, в штабе полка переговоры гвардейцев слышали, но так и не могли понять, о чем они говорили – какая-то чушь. А тут еще бал в переименованном Петрограде в честь генералов-победителей, где красавец Иван Севастьянович, как всегда, был у столичных дам нарасхват… Жизнь удалась!