Преимущество у отца было в том, что он шел пешком и имел наготове свой винчестер, но поразительно то, что оба эти случая произошли на одном и том же месте и были так похожи один на другой. Но самое главное это то, что эти случаи совершенно опровергли теорию моего отца, что барс, не будучи ранен, не нападает на человека. Видно разница только в том, насколько сыт этот зверь, а голод даже людей делает людоедами. В память охоты отца на барса этот распадок и был назван Барсовым.

Впоследствии я знал еще несколько случаев, когда барс нападал на охотника или случайного прохожего безо всякого к тому повода, но все они происходили тогда, когда зверь неожиданно сталкивался с человеком на близком расстоянии, или был очень голоден, или же это была самка, у которой в этот момент были дети. Из этого следует, что при преследовании барса, особенно раненого, охотник всегда рискует попасть зверю в лапы, в результате чего, в лучшем случае, он останется калекой на всю жизнь.

После первой встречи моей с барсом мое «накопившееся счастье» на них не закончилось. На другой день после описанной мною охоты я решил поехать на коз, так как мясо в кладовой именья было закончено, а у меня, помимо обязанностей управляющего именьем, главного наездника, оленевода и охраняющего от браконьеров, была еще одна – снабжение мясом всех обитателей именья. Накануне же охота на барса отвлекла меня от исполнения прямых моих обязанностей.

Кто не жил в Сибири, тот совершенно не знаком с царившей там обстановкой, особенно в те далекие времена, когда ближайшие соседи по именью жили за двадцать-тридцать верст, а окрестная тайга питала в изобилии людей мясом, рыбой, фруктами, орехами и пр. Нужно было только не лениться, и всего было вдоволь. Как теперь ходят на базар, так мы в то время шли в тайгу. Разница только в том, что на базар ходят с кошельком, а мы ходили с ружьями; на базаре остерегаются карманников, а нам приходилось остерегаться тигров, хунхузов и браконьеров.

Рано поутру я выехал верхом в южные пади полуострова – добыть пару коз. Утро было чудесное – солнечное и тихое. Горы были покрыты выпавшим свежим снегом, что всегда меня, как охотника, приводило в радостное настроение. Я не знаю, почему это ощущение осталось у меня на всю жизнь. Снег в горах, лесах и полях – это что-то неотразимое, и эту картину я не променяю ни на что другое.

Полутропа, полудорога, по которой я ехал, пролегала по холмам, переваливая с одного на другой, и шла недалеко от берега, открытого уже ото льда, синего Японского моря. В феврале обычно начинаются оттепели и зимний лед относит от берегов. В море плавали отдельные льдины, на которых мирно лежали кое-где старые нерпы (род тюленей). Нерпы в это время щенятся, и в бинокль около некоторых из них можно было рассмотреть детенышей. Охота на нерп очень увлекательна, но часто сопряжена со страшным риском для охотника, ввиду неожиданных весенних шквалов. Об этой охоте я расскажу в дальнейшем в отдельной главе.

Перевалив последовательно пади Табунную, Смежную, Замочную и Опасную, я доехал до Горелой, отстоявшей от нашей усадьбы на верст шесть. Отсюда и повернул направо, чтобы вершинами падей начать охоту в направлении к дому, так как ветер с севера дул мне прямо в лицо, а это является непременным условием каждой зверовой охоты. Ведь большинство зверей при самом легком ветре чуют запах человека на расстоянии версты и, конечно, успевают скрыться раньше, чем охотник может их обнаружить. Необходимо добавить, что, несмотря на прекрасное зрение, часто зверь в чаше не может решить – идет ли к нему охотник, или какой-нибудь зверь, что иногда дает охотнику шансы на успех. Если же зверь почует запах охотника, тут уже сомнений не бывает, и быстрые ноги служат ему спасеньем.