Только не надо проводить никакие параллели. Никакого подтекста. Просто так получилось, и все.

Первый раз это произошло, когда мне было шесть лет и я впервые с мамой и бабушкой поехал на Черное море. Там в поселке Айданиль мы сняли маленькую комнату с еще более маленькой верандой у поварихи из детского сада. «Удобства» располагались во дворе. Причем одно удобство на несколько дворов. Деревянное здание с бетонным полом и дырками в нем. Между дырками перегородки. Вот, собственно, и все.

Мама или бабушка водили меня туда по большой нужде, а по малой никто вообще не заморачивался. Надо сказать, что ребенком я был умным, но умел не всё. В это «не всё» входило завязывание шнурков бантиком – но, слава богу, на юге на шлепанцах они не нужны – и правильное использование газеты по назначению. Ну не умел! Наверно, уже все умели, а я нет. Почему, я сейчас, пожалуй, не смогу объяснить.

Со шнурками-то еще понятно, а вот с газетой… Хотя я умел делать значительно более сложные вещи: вырезать ножом мечи и кинжалы, по-настоящему перебинтовать порез, предварительно намазав йодом; мог делать кораблики и вертушки из бумаги и многое другое, но не это. Так вот, однажды мне приспичило, и мама отвела меня в туалет.

Было это после того, как мы пришли с моря и пообедали. Дойдя до туалета, мама вспомнила, что газету она забыла в комнате. В общем, она оставила меня над дыркой, а сама ушла и, видимо, устав после моря и на что-то отвлекшись, про меня забыла. То есть забыла меня в сортире. Но я еще про это не знал. Я спокойно сделал свои дела и стал ждать, когда придет помощь, а она все не шла.

Надо сказать, что находиться в 30-градусную жару на юге в общественном сортире – то еще удовольствие. Глаза щиплет то ли от хлорки, которую в целях дезинфекции не жалели, чай не творог, даже на халяву много не съешь, то ли от иных запахов – полдеревни сюда же ходят, да еще курортники, проходящие мимо, заскакивают. Но сейчас я один, все как вымерли – послеобеденный кейф, блин! Только мухи жужжат. И вот когда у меня затекли ноги сидеть на корточках, я понял, что надо искать выход. Нет, я не испугался, просто идти со спущенными трусами было уже как-то не по-пацански, все-таки шесть лет, а вдруг увидят? И я начал высовывать голову из-за дощатой перегородки и звать маму. Тишина. Даже на улице никого, на дворе тоже.

Провел я в этом туалете час или, может, больше. А мама, когда вспомнила, страшно перепугалась и бросилась меня спасать. Прибегает, когда я уже всем мухам имена дал, напуганная такая и давай меня на руках нести назад, спасать в смысле, а я не даюсь, ведь газету-то она впопыхах опять забыла. Пришлось ей еще раз туда и обратно бегать, чтобы меня окончательно спасти.

Второй раз это случилось на Красной площади, когда мне уже исполнилось восемь лет. Папа поехал с группой спортсменов в Липецк, и по дороге намечалась остановка в Москве на целый день. А я в Москве никогда не был. И когда отец предложил поехать с ним, счастью моему не было предела. На поезде и в Москву! Нынешними словами – крутяк! Ехать было весело: спортсмены – ребята молодые, с большим чувством юмора – всё подшучивали друг над другом. Приехали – и сразу на Красную площадь. Я еще в Мавзолей хотел, Ленина увидеть, но там большая очередь, и папа сказал: в другой раз.

Гуляем мы по Красной площади, лето, жара, солнце светит, народу тьма. Кругом чисто, красиво, в следующем году Олимпиада-80, и центр уже в идеальном состоянии. Готовились-то раньше заранее, не то что сейчас. Спортсмены отцовские разбрелись кто куда, и с отцом только я да еще две девушки посимпатичнее остались. Старшая женской группы и еще одна легкоатлетка.