Об этом Ник уже не знал, но… догадывался. Значит, агенты и впрямь решили, что Лиам повысил его так рано только из-за дружбы с его отцом?

Ник хорошо помнил те дни, когда Лиам Робинсон, тогда еще старший инспектор Департамента, гостевал в их доме. Помнил, как Лиам трепал его, еще ребенка, по голове, говоря, что подрастает новое поколение агентов. А Ник с присущей ему тогда важностью заявлял, что будет охотником, и точка. Помнил ответный смех Робинсона и неодобрительный взгляд отца.

– В этом, конечно, нет твоей вины. Вот только я не могу позволить, чтобы подобные слухи дошли до мэра. Чтобы мистер Керрейн решил, будто я держу в Департаменте тебя лишь в память о твоем отце. И твоя сегодняшняя оплошность ситуацию только ухудшила.

– Я понимаю. Этого не повторится.

Ведь так?

– Возможно, я совершил ошибку, – словно не слыша его, продолжал Лиам. Печать усталости на его лице проявилась еще отчетливее. – Возможно, слишком рано взвалил на тебя такую ответственность.

– Нет, Ли… мистер Робинсон, нет, – выдавил Ник, холодея.

Лиам протяжно вздохнул. Потер переносицу.

– Может, проблема в излишнем напряжении? Отсюда и потеря концентрации? Со следопытами порой такое случается. Своеобразная… профдеформация. Подумай о том, чтобы взять пару дней отпуска. Отправляйся куда-нибудь, развейся.

Ник медленно выдохнул. Похоже, выгонять из Департамента его пока не собираются.

– Я… подумаю.

Кабинет Робинсона он покидал с тяжелым сердцем. И с какими угодно мыслями, но только не об отпуске. Ник знал единственный способ улучшить положение дел – работать еще усерднее, чем прежде.

Он еще раз внимательно изучил все материалы по делу отступницы, крадущей чужую красоту, и удостоверился, что ничего не упустил. А еще – что уткнулся в тупик. Ни единой зацепки, ни единого подозрения… Со знакомыми Мирны Кларк уже разговаривал один из старших агентов – в отделе особых преступлений существовала особая иерархия. Агенты собирали всю необходимую информацию, инспекторы анализировали ее. Следопыты вроде Ника первыми выезжали на место тяжелых преступлений и пытались по горячим следам отыскать заклинателей. А потом, вне зависимости от исхода дела, ждали новой возможности проявить себя.

Проблема в том, что в его нынешнем шатком положении Ник не мог позволить себе просто ждать. Оттого он так тщательно разбирал отчеты агентов. Искал дело, за которое можно зацепиться. За несколько часов он перебрал с десяток мемокардов. Часть полупрозрачных пластин с записанной на них информацией убрал обратно в ящички для хранения, часть разложил по разным стопкам. Ник и сам не заметил, как на Кенгьюбери опустилась ночь.

Откинувшись в мягком кожаном кресле, он потер лицо. Ощущение, будто ему в глаза песка насыпали.

Нужно выпить кофе. Срочно. От рези в глазах это не спасет, но обязательно вдохновит его на новые свершения.

Что и говорить, к этому часу народу в Департаменте поубавилось. Столовая и вовсе оказалась пустой. Почти пустой. У кофемашины – его вожделенной цели – стояла кареглазая шатенка с идеально гладким и ровным каре. Меган Броуди, старший инспектор Департамента.

Она любила элегантные платья чуть выше колен, которые превосходно облегали ее стройную фигуру, светлые цвета и минимум украшений и макияжа. Сегодня на ней, однако, был строгий и, конечно, идеально отглаженный брючный костюм. Не красавица, но ухоженная и ладная, Меган была отличной и остроумной собеседницей.

Ей было около тридцати (как большинство женщин, свой истинный возраст она предпочитала не называть), однако ее уже считали профессионалом и фанатом своего дела. Одни ею восхищались, другие пытались нацепить ярлыки вроде «старой девы», «железной леди» или «волка-одиночки». Про таких, как она, говорят, что они замужем за работой. Потому совсем не удивительно, что в погруженной в полумрак столовой Ник встретил именно ее.