Как она? Вибрации, а также боль, которую я нанесла Ангелине, приоткрыв маленькую завесу тайны, притягивали, приглашали меня. Этим я – и, вероятно, по своей неразумности надолго – потрясла Ангелину. И что с её малышкой? Представив, где она может быть, я тут же очутилась в больнице.

Ангелина в оцепенении лежала на медицинской кушетке и пристально глядела на белый круглый плафон на потолке, освещавший гинекологический кабинет. Я поняла, что ей уже успели сделать успокоительную инъекцию. Беременная погрузилась в себя, нежно обхватив руками живот. Казалось, что жизнь в ней замерла; лишь уголки губ вздрагивали, давая знать о её волнении.

Чтобы не напугать Ангелину, я просто безучастно находилась рядом. Свободно читались её страхи. Всё-таки, как я и предполагала, в голове Ангелины зависла переданная мной мысль, когда она видела меня, Полупрозрачную, и пришедшее ей неожиданно прозрение о судьбе малышки. Ангелина укоризненно подумала обо мне, словно чувствовала, что я где-то рядом. Малышка в её утробе знала об этом и передавала матери импульсы.

Почувствовав совсем близко людей, я проникла сквозь стену кабинета.

– Ты заглядывала к ней? – спросила строго старшая медсестра дежурную, шедшую ей навстречу по зелёному больничному коридору.

– Да, но хочу ещё раз посмотреть, – пробормотала дежурная и замедлила шаг. Взглянула вопросительно: – Елизавета Владимировна, а в какую палату будем переводить эту беременную?

– В какую палату, Фрося? Конечно, в палату для сохранения. Там места есть. Она ещё к родам не готова, – ответила таким же строгим тоном медсестра и более мягким продолжила: – Пусть рожает вовремя, девятимесячного. Нечего тут семимесячных на свет производить.

– Я всё поняла, – робко произнесла дежурная.

– По крайней мере, так сказал доктор. Сама знаешь, наш Игорь Абрамович – знаток своего дела.

Низкого роста дежурная медсестра с заискивающей улыбкой взглянула на Елизавету Владимировну. Та перестала улыбаться и не сразу отошла от двери. Фрося медленно отвела глаза от грозной начальницы; ей пришлось посторониться и пропустить Елизавету Владимировну, прежде чем заглянуть к беременной.

Простодушная Фрося облегчённо вздохнула вслед старшей медсестре и уже спокойно направилась в кабинет – к кушетке, на которой лежала Ангелина.

Я вновь проскользнула через стену, продолжая наблюдать за ними.

– У тебя всё хорошо? – любезно обратилась дежурная медсестра к беременной.

– Как видите, всё нормально, – Ангелина лежала неподвижно, не отрывая взгляда от плафона.

– Давай я тебе помогу встать с кушетки.

– Зачем?

– Я провожу тебя в палату.

– В палату? В какую палату? – Ангелина внезапно повернула голову в сторону Фроси.

– В палату, где лежат беременные на сохранении.

– Меня тут ещё долго собираются держать?

– Это решает Игорь Абрамович.

– А кто такой Игорь Абрамович?

– Наш доктор, можно было и самой догадаться, – продолжала объяснять вполголоса медсестра. – Не волнуйся, он славный доктор. Знает своё дело. Так что рожать приедешь к нам через два месяца. Думаю, пролежишь дней десять – и тебя выпишут домой.

– Ну хорошо, ладно, ведите в палату для сохранения, – сказала Ангелина уже доверительно и начала подниматься с кушетки, подав руку Фросе.

Раздражённые мысленные потоки продолжали исходить от неё. Я считывала их мгновенно. Беременную раздражал белый цвет: белый плафон, белый халат, белый кафель, белая простыня. «Всё кругом белым-бело, чересчур много белого», – звучал в её голове нервозный монолог.

Очевидно, белый цвет у Ангелины ассоциировался со мной, ведь она видела меня, Полупрозрачную. Она внезапно нахмурилась: наверное, после полученного стресса беременная ещё не могла прийти в себя.