Голова ходила ходуном. Сики потерял дар речи.

Он вышел из приемной и позвонил на служебную квартиру главе уголовного департамента. Ивамура тут же ответил. Сики объяснил ему ситуацию. Тот ответил не сразу.

– Считай, что это ради Кадзи. Иногда может быть две правды.

Все чувства Сики погрузились во тьму. Он повесил трубку и крикнул:

– Курита!

– Да.

– Вызови Ямадзаки!

6.45. Допросная комната № 3.

Может быть, тревожность, исходившая от Сики, распространялась на все вокруг, но выражение лица Кадзи тоже было немного более строгим.

Сики не стал садиться.

– Извините, что вызвал вас рано утром. Считайте, что это продолжение вчерашнего дневного допроса.

– …

– Инспектор Кадзи, где вы были и что делали пятого и шестого декабря?

– …Я не могу рассказать.

– Утром шестого числа вы были на платформе синкансэна на станции К. Это правда?

Кадзи побледнел.

– Куда вы поехали на синкансэне?

– Я не могу сказать…

Значит, действительно ездил.

– Полицейское управление сейчас в тяжелой ситуации.

– Я очень виноват…

– О том, что вы были на станции К., написано в сегодняшней утренней газете.

– Как!..

– Поэтому я и спрашиваю. Что вы собирались делать утром шестого числа?

Кадзи заморгал. Похоже было, что он не мог оценить истинный смысл вопроса Сики.

Заставить его рассказать не составит труда. Но, хотя Сики и считал так, в нем росло беспокойство. Вчера Кадзи дал ложные показания. А Сики развеял его сомнения, заявив, что не нужно волноваться. Кадзи, несомненно, прямодушно воспринял эти слова.

«Может быть, я смогу заставить его говорить без принуждения?»

Это было последнее орудие Сики. Но сейчас, когда ситуация зашла в тупик, дать понять Кадзи, что он в мягкой форме хочет передать ему свои намерения, представляется еще более подлым средством, нежели принудить его дать нужные показания.

Нет, не так. Неважно, какие средства он использует. Главное – он исполняет свои служебные обязанности.

Почему он должен жертвовать своим положением в полиции, к которому так долго шел, ради сидящего перед ним человека, с которым у него нет ничего общего?

Сики опустился на стул.

– Инспектор Кадзи, вы были одержимы желанием умереть.

Ему казалось, что это не его голос.

– Даже после неудавшейся попытки самоубийства вы постоянно думали о смерти.

Кадзи выглядел так, будто нашел то, что искал.

Ямадзаки отложил ручку и посмотрел на Сики. «Пожалуйста, остановитесь», – словно загремел в ушах старшего инспектора его беззвучный голос.

Сики продолжил:

– Шестого декабря, в поисках места, где умереть, вы бродили по улицам в пределах префектуры. Верно?

Губы Кадзи медленно задвигались.

– Да… Это так.

Всё. Одной истории больше нет.

В голове возникла картинка летнего дня. Разрушенный сарай для хранения сельскохозяйственного инвентаря. Отец сказал: «Ты же мужчина. Будь поласковее с матерью». Под обломками валялись книги. Разорванные. Покрытые грязью. Отец схватил их руками в рабочих перчатках и швырнул в огонь, в железную бочку…

Послышалось жужжание мухи.

Нет… Это звук ручки… Курита ведет протокол.

Сики дрожал мелкой дрожью. Он попытался встать, но пошатнулся. Сдавило грудь. Ему хотелось разорвать пиджак, рубашку и разодрать ногтями грудь.

– Прекрати… – Это его голос. – Прекрати!

Сики подлетел к столу помощника и схватил бумагу, лежавшую перед Куритой. Стал рвать ее. Еще, еще, еще, еще и еще… Показания Кадзи крохотными клочками рассеялись по полу.

Курита снова занял оборонительную позицию маленькой черепашки. Ямадзаки смотрел в потолок, чуть прикрыв глаза. В комнате раздавалось лишь тяжелое дыхание Сики.

Распахнулась дверь, и в помещение влетел Иё. На скулах его ходили желваки. Он находился в соседней допросной комнате № 4 и с помощью «волшебного зеркала»