Так бывало в мирные годы. В последние двенадцать лет главным занятием сородичей Сенгара оставались сражения. Хироты, прежде не знавшие голода, впервые столкнулись с нехваткой провизии. Труллю очень хотелось, чтобы все тяготы и лишения войны остались в прошлом. Ханнан Мосаг – король-колдун хиротов – ныне правил всеми шестью племенами тисте эдур. Враждующие племена объединились в Содружество, хотя Трулль прекрасно понимал, насколько этот союз шаткий. В заложниках у Ханнана Мосага находились старшие сыновья всех племенных вождей. Их он сделал своими к’риснанами – когортой магов. Мир, установленный королем-колдуном, держался на острие меча, но все-таки это был мир.

Увидев вышедшего из ворот Бинадаса, Трулль остановился на развилке.

– Приветствую тебя, Бинадас, – сказал он младшему брату.

За спиною у того висело копье. На плече он нес мешок из шкур. Помимо копья Бинадас был вооружен простым длинным мечом в деревянных, отделанных кожей ножнах. Ростом он на полголовы превосходил Трулля. Его лицо, как и одежда из шкур, было хорошо знакомо с природными стихиями. Из троих братьев Трулля Бинадас был самым замкнутым и непредсказуемым, иной раз и не поймешь, что у него на уме. В деревню он наведывался лишь изредка, предпочитая дикие просторы лесов, что тянулись далеко на запад, или горы, находившиеся к югу от селения. Бинадас редко сражался бок о бок с остальными, но из походов неизменно возвращался с трофеями, ни у кого не оставлявшими сомнений в его храбрости.

– Ты чем-то встревожен, Трулль, – заметил Бинадас. – Более того, опечален.

– Летерийцы высадились на Калешском лежбище.

– Тогда не буду тебя задерживать.

Новость заставила нахмуриться и младшего брата.

– Ты надолго уходишь? – спросил у него Трулль.

В ответ Бинадас лишь пожал плечами и двинулся по тропе, уводившей на запад.

А Трулль Сенгар миновал ворота и оказался в родной деревне.

Сразу за стеной располагались четыре большие кузницы. Каждую из них окружала канава с крутыми стенками. Канавы соединялись с подземным каналом, прорытым из деревни на поля. Несколько лет подряд кузницы работали днем и ночью, изготавливая оружие, отчего в воздухе постоянно висел едкий, зловонный дым. Ветви и кора окрестных деревьев были густо покрыты коркой сажи. Сейчас же работа шла лишь в двух кузницах, да и там рабы трудились с прохладцей.

Дальше тянулись приземистые, похожие на пчелиные соты строения – главные деревенские амбары. Их деревянные стены для большей прочности были обложены кирпичом. Здесь держали запасы зерна, копченую рыбу и тюленье мясо, китовый жир и стебли растений, из которых вили веревки. Такие же хранилища были устроены и вне деревень, в глубине лесов, но сейчас большинство из них пустовало. Войны лишь забирали запасы, не оставляя времени для их пополнения.

За амбарами начинались каменные дома ткачей, гончаров, резчиков, оружейников и прочих ремесленников, а также младших писцов. Узнав Трулля, жители приветливо здоровались с ним. Он лишь кивал в ответ, чтобы соблюсти приличия, давая понять, что торопится и времени на разговоры у него сейчас нет.

Молодой воин продолжал быстро двигаться по деревенским улицам. Летерийские рабы называли поселения таких размеров городами, но ни один здравомыслящий тисте эдур не видел причин заимствовать чужие слова. Если с самого начала это было деревней, то пусть деревней и останется. И не важно, что сейчас здесь проживает двадцать тысяч тисте эдур и втрое больше летерийских рабов.

Над улицами возвышались два священных места – кумирни Отца-Тени и его любимой дочери Шельтаты. Они располагались на насыпях, окруженные особой породой черного дерева – так называемым живым деревом. Поверхность священных мест покрывали тяжелые каменные диски, испещренные рисунками и письменами. Над ними беспрестанно сиял Куральд Эмурланн, оживляя камни пляшущими тенями. Днем его свет слабел, а к сумеркам – времени ежедневных приношений – разгорался вовсю.