Бурук кивнул:
– Что ж, это можно понять. За долги нужно расплачиваться.
– Золото и кровь – не одно и то же, – усмехнулся Халл.
– Ты так думаешь? – с пафосом воскликнул торговец и продолжил в том же духе: – Да будет тебе известно, хиротский воин, что те, чьи интересы я представляю, всегда с должным уважением относились к любого рода соглашениям и продолжают считать их обязательными к неукоснительному соблюдению. Летерия – многоглавый зверь. Увы, есть там и такие, кто не прочь поживиться чужим добром, рассчитывая остаться безнаказанными. Мы должны закрыть для них все лазейки. Уверен, новый договор между тисте эдур и летерийцами, умеющими держать свое слово, поможет нам в этом. К счастью, власть в нашем королевстве принадлежит честным людям, которые высоко ценят добрососедские отношения.
– Побереги свои речи для короля-колдуна, – сказал Бинадас, отворачиваясь в сторону. – Я приведу вас в деревню. До всего остального мне нет дела.
Пожав плечами, Бурук Бледный направился к своей повозке.
– А ну, бездельники, живо поднимайтесь! – прикрикнул он на нереков. – Спуск не подъем. Небось не переломитесь.
Серена видела, как он залез на повозку, откинул тяжелый полог и скрылся внутри. Халл и Бинадас остались вдвоем. Ветер дул в сторону женщины, и она невольно услышала их беседу.
– Я разоблачу ложь Бурука, – говорил Халл Беддикт. – Он попытается поймать вас на искренние заверения и щедрые посулы, которые и гнутого докария не стоят.
– Мы видели, как в ваши ловушки попались нереки, фарэды и тартенали. Каждое слово – это узел в незримой сети. Мечи нереков оказались слишком тупыми, чтобы разорвать ее. Гнев тартеналей разгорался слишком долго. Фарэды – те вообще только скалили зубы и не понимали, куда их тянут. Но тисте эдур не такие.
– Знаю, – кивнул Халл. – Дружище, мои соплеменники верят в столбики монет. Для них это что-то вроде лестницы, по которой можно вскарабкаться к вершинам славы. Постоянное движение вперед они считают естественной судьбой процветающего государства. Многие народы верят в судьбу. Но летерийцы полагают, что они особенные, ибо от рождения обладают массой достоинств. И главная приманка тут – Пустой Трон. Он никем не занят, и каждый, кто упорно карабкается вверх, верит, что доберется туда раньше других. Однако Трон так и остается пустым.
Слова Халла вызвали у Бинадаса улыбку, но какую-то вымученную.
– Аквитор, иди к нам, – вдруг позвал тисте эдур. – Неужто старые раны Халла Беддикта омрачают его взгляд на соплеменников?
– Судьба ранит всех нас, – ответила Серена. – Но летерийцы носят свои шрамы с гордостью. Во всяком случае, многие, хотя и не все, – добавила она, устремив на Халла извиняющийся взгляд.
– Одно из ваших особых свойств характера? – спросил Бинадас.
– Можно сказать и так. Мы превосходно научились скрывать алчность, набрасывая на нее одеяния свободы. О неблаговидных деяниях прошлого мы вспоминать не любим. Их как будто и не было. Движение вперед вынуждает и смотреть только вперед, как можно скорее забывая обо всем, что мы попутно раздавили.
– Это путь без конца, – заметил Бинадас.
– Мы как повозки, что едут под гору. Все быстрее и быстрее, быстрее и быстрее.
– Так будет до тех пор, пока ваши повозки не ударятся о стену.
– Мы уже проломили немало стен и понеслись дальше.
Улыбка Бинадаса погасла, и в глазах его мелькнула печаль.
– Мы живем в разных мирах, – промолвил тисте эдур и отвернулся.
– И потому я выбираю ваш мир, – сказал Халл Беддикт.
Бинадас как-то странно поглядел на него:
– В самом деле, друг?
Он спросил это таким тоном, что у Серены по спине поползли мурашки.