Я смотрю на короля, раз он решил напомнить о моей сущности, так и я буду добра рассказать другим, что на самом деле представляет из себя их король.

– Вы считаете меня чудовищем, – начинаю я, – но чем вы лучше меня? Скольких людей вы стёрли с лица земли, чтобы занять этот трон? Сколькими пожертвовали? Ваши руки, нет, вы весь запятнан кровью невинных людей, – на этих словах он вздрагивает. – Мы тоже многим о вас наслышаны, Король Рагнар, и не думайте, что я ничего не знаю о вас. Вы не относитесь к роду Анкастеров. Вы не настоящий наследник Велисиона, вы – жалкий бастард. Незаконнорождённый сын Геральда Великого, – выпаливаю я, и в ту же секунду в глазах короля вспыхивает гнев.

Ловлю на себе вопросительные взгляды Вильяма. Он точно не знал о прошлом своего отца. Король тщательно скрывал это от своего народа, но деревья, животные и всё живое помнят, и они умеют говорить и рассказывать.

– Да как ты смеешь! – рычит король.

– А как смеете вы! – огрызаюсь я в ответ. – Вы такое же чудовище, и скажу даже больше, вы ничем не лучше нас, даже хуже. Мы не убиваем своих братьев и сестёр ради власти, – проговариваю я.

Король встаёт с трона, и вынимая меч, он начинает надвигаться на меня. Но рука Вильяма, взявшая за локоть своего отца, останавливает его на полпути.

Я вижу злость, бушевавшую внутри короля, вижу горе и боль. Как бы он не жалел о содеянном, он останется таким же чудовище каким и был, мои руки были в крови тех, кто заслужил смерти, когда же он собственноручно уничтожил всю свою семью.

– Стража! – вскрикивает он, и несколько стражников врываются в тронный зал. – Бросить охотницу в темницу! Не давать ей ни еды, ни воды. Если ей не по душе наше гостеприимство, то пусть узнает, как мы относимся к нашим врагам, – в его глазах блеснул нездоровый огонёк, означающий, что меня ждёт что-то особенно «приятное».

Несколько стражей подходят и скручивают меня. Я не сопротивляюсь. Он не запугает меня темницей. Вода и еда? Если бы он знал, как я жила после смерти моих сестёр, он точно бы придумал наказание похуже этого.

– Доброго вечера, Ваше Величество, – произношу я, улыбаясь.

Дальше меня волокут из зала, и мы направляемся в темницу. Я уже чувствую этот запах гнили и мочи.

Дойдя до дверей темницы, её открывают и мы проходим дальше, мимо стариков, мужчин и даже женщин. Все они в грязи и каждый просит о помощи, но стражники не обращают на них внимание. Иногда, когда кто-то пытается ухватится за меня через решётку, их бьют по рукам или толкают обратно в камеру.

Дойдя, как я поняла, до моей камеры, меня силой вталкивают туда и заходят следом. Каждый достаёт по деревянной зазубренной палке, и я понимаю, что будет дальше…

Все пять стражников начинают избивать меня палками, нанося мощные удары. Они бьют меня по ногам, рукам, бёдрам, спине, животу, иногда достаётся даже по лицу. Один раз так сильно, что я слышу хруст моего ломающегося носа. Я не издаю и звука, на что они злятся и начинают бить сильнее. Я захлёбываюсь в крови. Мне больно, но я могу терпеть, пока мне не ломают правую ногу. Боль проходится по всему моему телу, и я жалобно стону. Слыша это, стражники удовлетворенно переглядываются и уходят.

Я лежу одна вся в ссадинах, синяках, со сломанной ногой в луже собственной крови. Я злюсь на всё. На короля, на мою семью и на этих чёртовых стражников. А больше всего я злюсь на саму себя, из-за беспомощности с которой я не смогла справится. Да будет проклят чёртов Ад и книга мёртвых!

***

Я просыпаюсь. Меня будят крики женщины, которую, видимо, уводят на казнь. Я не знаю сколько я спала, но почти все раны зажили, только боль в ноге до сих пор даёт о себе знать. Ещё одна особенность охотниц – способность к самоисцелению. Все заживает быстро, но болезненно, а после боль ещё остаётся в тех местах, где были серьёзные ранения.