Вскоре беглецам удалось благополучно добраться до города Вольмара, занятого польскими войсками.

Замечу, что Курбский бежал не в Польшу, а в Литву за 5 лет до Люблинской унии (1569 г.).

В изгнании Курбский по-прежнему оставался полководцем, хотя и на менее важных должностях, чем в Московии. Но в Литве Курбский состоялся как писатель, историк и публицист, кем физически не мог стать в Московском государстве.

Самым известным его произведением стала «История о великом князе Московском». В ней автор пытается объяснить, каким образом «прежде добрый и нарочитый» царь превратился «в новоявленного зверя».

«С членами культурно-просветительских [православных. – А.Ш.] кружков белорусско-литовских и волынских магнатов князь Андрей Курбский постоянно переписывался; возможно, через него князь Константин Острожский и другие магнаты поддерживали связь с Артемием, жившим в Слуцке. География связей Курбского была широкой: он писал старцу Васьяну в Печерский монастырь и другу Ивана Федорова Семену Седляру во Львов, виленскому патрицию Кузьме Мамоничу, финансировавшему типографию Петра Мстиславца, и волынскому магнату Чапличу. Князю Константину Острожскому Курбский посылал свои переводы; при этом не обходилось без недоразумений. Так, перевод “Слов” Иоанна Златоуста Острожский дал перевести на польский язык (“на польщизну приложити дал”). Курбский был возмущен. “Верь ми, ваша милость, – писал он Острожскому, – есть ли бы и не мало ученых сошлося, словенса языка кланяюще чины граматически при прелагающие в польскую барбарию, изложити текст в текст не возмогут”. Защита А.М. Курбским славянского языка от проникновения “польской барбарии”, которую украинские магнаты в быту предпочитали родному языку, может быть оценена только положительно. Деятельность эта объективно способствовала распространению изданий Ивана Федорова»[51].

Князю Курбскому, став владельцем Ковеля, сразу же пришлось с головой окунуться в польский беспредел. Он буквально принужден вести малые войны с соседями-шляхтичами, как католиками, так и православными. Увы, я не преувеличиваю. Историки обнаружили в польских архивах документы о десятках «междусобойчиков» с участием Андрея Ярославского, как именовал себя Курбский в изгнании. Май 1566 г. – вооруженные столкновения с частной армией Александра Федоровича Чарторыйского. В августе того же года – конфликт с владельцами местечек Донневичи и Михилевичи. Ноябрь 1567 г. – стычки с вооруженной челядью семейства сендомирского каштеляна Станислава Матеевского. В конце 1569 г. – боестолкновения с частной армией Матвея Рудомина, много убитых и раненых. В августе 1570 г. «малая война» (по выражению историка И. Ауэрбаха) с князем Андреем Вишневецким за передел границ имений. Вооруженные пограничные столкновения между дружинниками Курбского и частной армией Вишневецкого происходили в феврале 1572 г., в августе 1575 г.

12 сентября 1577 г. пан Андрей Монтолт напал на владения Курбского, разграбил сторожку, сжег штабеля досок, предназначенные для производства бочек, украл 60 топоров, десять пил и два кухонных котла. Поверьте, я беру не все подряд, а наугад дела, связанные с нашим «диссидентом».

Надо ли доказывать, что боярин князь Рюрикович не только при Иване Грозном, но и при Федоре Иоанновиче, Борисе Годунове и Алексее Михайловиче не имел возможности столь свободно заниматься публицистической деятельностью, как Андрей Курбский в Невеле. Зато любая пограничная стычка служилых князей в Московии была поводом вызова их на царский суд и расправу в Москву.

Формально и в Речи Посполитой имелись суды, которые должны были судить шляхту. Но подавляющее большинство панов «плевали на них с высокой колокольни». Даже наш «эмигрант» Андрей Курбский быстро сориентировался и стал игнорировать судебные решения.