Соврал! Когда он имя своё произнёс, я вспомнила, как мать мне в детстве называла его настоящее. Деян, я понимала почему он не сказал. Меня больше заинтересовало, почему он сказал, что я не ведающая, не человек и не дух. Если с последними двумя всё более или менее понятно, то вот:

– Почему не ведающая? 

– Я почём знаю?! Впервые тебя вижу. Если и ведающая, то дивная. Таких не встречал.

– А если скажу, что я твоя внучка, Деян. Их дочка. 

На секунду скосила глаза на поляну и вернулась глазами к нему. Я видела, как меняются эмоции на его лице. Он разозлился, глаза из ярко зелёного цвета, стали тёмно-болотного, почти чёрного, а затем он посмотрел на полянку и постарался спрятать свою злость, под напускным добродушием.

– И что случилось, раз ты тут? Не верю, что Белолика не научила свою дочь всем премудростям.

Он всё ещё с подозрением смотрел, но с каждым секундой всё меньше, я чувствовала в нём родственную силу, и он не мог её не узнать. У меня создалось впечатление, что его мысли занимает другое, и что он принюхивается.

Сама попыталась почувствовать, то что происходило вокруг.

– Я не знаю, что произошло. Мать не была духом, когда я росла и знала я её под другим именем. Она не видела больше духов, а сила ведающей проснулась во мне несколько месяцев назад. Тут я благодаря Бабушке Гале.

И ощутила то же, что и тогда в парке с водяным, в эту секунду лицо деда стало ещё более злым, а голос резким:

– Тут ты благодаря своей силе, или моей. Галька только помогла сойтись нам. Внучка значит, дорогу запомнила? Возвращайся в весеннее равноденствие, так силу легко потерять. Тропика слишком далека, а пойду зятька привечать. А то сбежит ещё…

Я попыталась его остановить, сказав о том, что почувствовала:

– Дед, тут пахнет…

Только слушать меня не стали, было ощущение, что он меня пытается отправить назад.

– Злым колдовством. Просыпайся!

И я проснулась под металлический скрежет сковородки об пол. Ева вновь вооружилась страшным оружием против маньяков.

Леонид

Выйдя из машины, первым делом – позвонил Сергею и извинился. Узнал, нашёл ли он работу и готов ли вернуться ко мне? Он сказал, что и не уходил, только ждёт двойного жалованья за это время. Что же, справедливо. Договорившись о встрече вечером, убрал телефон в карман. Если удастся сохранить фирму, то он получит тройное жалование. Подушка безопасности на непредвиденную ситуацию, подобной этой, у меня была: зарплату людям смогу выплатить. Пройти бы аккредитацию в начале марта, сохранятся все госконтракты, и тогда можно считать: кризис миновал.

Захар настоял на том, чтобы остановился у него, предлагая свой диван на кухне. И я согласился: мне много не нужно. У него была просторная однушка, сейчас такие квартиры гордо именовались евродвушками. Толстые стены со звукоизоляцией, не будить соседей игрой на инструментах по ночам. Мебели, как и у меня раньше в квартире, у него было минимум, только самое необходимое.

Перед диваном поставил забранный столик, не таскать же его в машине.

Вечером, сидя с бумагами, я удивлялся глубине своей слепоты, оставшихся двух недель не хватит, чтобы заткнуть все образовавшиеся ямы.

– Выпить не хочешь?

Сейчас мне нужен трезвый рассудок, поэтому отказался:

– Не хочу.

Захар сел рядом на диван, ставя на столик со змеем два стакана со льдом и заполняя свой чем-то крепким.

– Оставь. С лихом только хуже сделаешь. У тебя профессионалы, ты их годами собирал, пусть делают то, за что зарплату получали.

Оторвался от бумаг, Захар так и не рассказал, в чём именно ему нужна помощь.

– Так что у тебя случилось?