Маришке и в голову не могло прийти, что ее искренний порыв будет так ужасно истолкован.
– И это все, что вы поняли? – тихо говорит она и, резко повернувшись, отходит к иллюминатору.
Старпом пожимает плечами, выходит из каюты и вешает на дверь замок. Вдруг до него доносятся какие-то жалобные звуки. Он прислушивается. Да, сомнений быть не может – это плачет Марианна.
Старпом направляется к своей каюте.
Шимпанзе перед зеркалом чистит зубы сапожной щеткой.
Троекратный стук в дверь.
Не прекращая своего занятия, шимпанзе привычным движением отодвигает задвижку.
Старпом входит, опускается на стул. Его не смешит вымазанная сапожным кремом морда обезьяны.
– Ох и глуп же ты, братец, – говорит он и, подумав, грустно добавляет: – А я, кажется, еще глупее…
Шимпанзе прижимается к Олегу Петровичу и ласково гладит его щеткой по волосам.
А Марианна в своей каюте разговаривает с мышонком, который снова появился. Девушка сидит на стуле, подобрав ноги. Слезы у нее уже высохли.
– Давай я тебя буду кормить, кормить, кормить… Ты вырастешь большой, как тигр, пойдешь и загрызешь его… дурака такого! Ладно?
Мышь приближается к ее стулу.
– Не подходи! Соблюдай дистанцию.
И Маришка поспешно перебирается со стула на свою койку.
Капитан спускается с мостика. Внизу его подкарауливают трое. Мотя, Сидоренко и Кныш.
– Товарищ капитан, – робко говорит Мотя. – Мы делегация от команды.
– Насчет буфетчицы, – поясняет Сидоренко. – Хотим взять ее на поруки.
– Никогда! Если она моя племянница, это еще не значит…
– Ну девчонка, просто веселая… – басит Кныш. – Что ж ее за это на рее повесить?
– Идите, отдыхайте, – неумолимо говорит капитан. – А арестантку выбросьте из головы.
Но сам Василий Васильевич забыть про Марианну не может. Он направляется к каюте старпома.
– Можно к вам, Олег Петрович?
Услышав незнакомый голос, обезьяна прыгает на койку и накрывается с головой одеялом. Входит капитан.
– Лежите, лежите! – поспешно говорит он, заметив движение под одеялом. – Я пришел не как начальник к подчиненному… Я пришел как человек к человеку. – Расхаживая по каюте, он продолжает: – Я все думаю о Марианне. Не слишком ли я с ней суров?.. У нее было трудное детство… трудное, собственно, для ее родителей. Что она вытворяла!.. Но это была веселая и добрая девочка… – Капитан растроганно улыбается. – И одна косичка всегда торчком, как ухо у щенка… Согласен, плохо, что она не нашла еще своего места в жизни. Но что говорит великий Песталоцци? «Человека образуют обстоятельства». Помните?
Одеяло шевелится. Вероятно, это означает согласие с Песталоцци.
Василий Васильевич присаживается на край койки рядом со своим молчаливым собеседником.
– Труд! Вот что спасет девочку! Тот самый благодетельный труд, который превратил обезьяну в человека…
И тут капитан замечает черную волосатую лапу, которая высунулась из-под одеяла.
Дико вскрикнув, капитан пробкой вылетает из каюты.
Соблазн велик – дверь открыта настежь! И шимпанзе выходит в коридор.
На палубе Сидоренко уговаривает Мотю:
– Если хочешь победить на конкурсе, ни одного дня не пропускай… Давай, тренируйся.
– Настроения нету…
– Давай, давай! Настроением ты Маришке не поможешь.
Сидоренко подносит к губам гармонику. Мотя пытается танцевать чечетку. Он делает это терпеливо и старательно, но очень плохо.
– Стоп, машина! – говорит Сидоренко. – Мотя, ты меня расстраиваешь… Жук, дай, пожалуйста, образец… – просит он проходящего по палубе маленького кочегара.
Кочегар прямо так, с ходу, «дает» несколько коленец высшего класса. Мотя смотрит и вздыхает. Сидоренко снова играет вступление.
Шимпанзе вышел на палубу. Его никто не замечает.