Более того, шкатулочка была еще и с секретом, раскрыть который, не постеснявшись присутствия мадамочки Шаккалю, как раз собиралась княжна. Перед тем просто так на всякий случай решила она проверить тайник, растворяющийся одновременным нажатием двух кнопок, утопленных в днище шкатулки по боковым краешкам мандельбротова всеобраза. Выполнив задачу нескромного открытия, мадам Зора обмерла и похолодела от нахлынувшего ужаса. Тайник был пуст…

Сторожевые рыцари как раз собирались опрокинуть по очередной чарочке, когда донесшийся до них дико женский визг из оберегаемого ими будуара переполошил их до такой степени, что от неожиданности они расплескали всю увеселительную жидкость и на себя и на разложенные по столешнице игральные карты, а следом пали и сами чарки. Со всех сбившись нетрезвых ног, рванула шатко-валкая троица к запертым наглухо дверям, ведущим к месту внезапного происшествия, и принялась отчаянно в них колошматить, пока зареванная мадамочка Шаккалю не отворила им, впустив охранников, куда им так срочно понадобилось.

Представшая глазам последних, а еще разметавшись на полбудуара княжна отчаянно заламывала руки, уставшие от поколачивания по лбу ударами сгоряча подвернувшейся незадачницы Шаккалю. Тем не менее, завидя здесь же ворвавшихся она внове ощутила приливчатость свежих сил и набросилась теперь же и на них уже.

– Бездельники! Куда все смотрели только?! – несдержанно орала княжна Парижская. – Я вас не просто выгоню, я вдобавок пошлю всем вдогонку такое проклятие, какого свет еще не видывал, вы у меня все до одного света белого невзвидите! Да вы понимаете, чего мы лишились?!

Рыцари застыли перед ней навытяжку по стойке оловянного солдатика каждый, а по их тихо-смирно выпученным аж по самые бровки осоловелого выражения глазкам легко было заметить, что они ни-ни не понимали.

– У меня такое пропало, такое! – верещала обеднелая княжна. – Это же сами ключи самого Калиостро! Все теперь пропало – всё! Вообще всё!

В полной безысходности она погнала в толчки с пинками всех лишних без пользы недоумевающих (что бы это все значило, коли остро?) вон из помещения и сама потом врезалась с разбегу в постель вся такая изнемождённая и заходящаяся без сил рыданиями.

Нет, так и не дошел черёд до бисерно-перламутрового футляра с фермуаром, долженствовавшего замкнуть повестку вечера и покоившего в себе диадему в форме незатейливой связки меленьких бело-розовых брильянтиков, на которой болталась двойная подвеска с нежданно-негаданно увесистыми черными солитерами. Черно-бриллиантовые висюлищи располагались на связке таким образом, что если натянуть диадему на лоб пониже, они сползали хозяйке на самые глазки, после чего на мир можно было взирать уже сквозь их мглистые слезки. Они так прямо и назывались – Слезы Брахмы. Имелась и своя завораживающая воображение легенда, по которой всем им вкупе со знаменитым Черным Орловым когда-то довелось составлять одно целое темное Око Брахмы дотоле, доколе некий мало именитый дока-евроювелир не расколотил его натрое, раскрепощая тем самым от тягла издревле зависшего во тьме того Ока мрачного проклятия. Вот какой достойный внимания раритет мадам Зора нынче вечером так и не удосужилась осмотреть перед сном, которого она в свою очередь лишилась в эту ночь напрочь.

Очень меня подзарадовало, когда дядюшка мой из самых верхних побуждений, вообще-то без левых сомнений сильно ему свойственных, ни с того ни с сего наладил меня на лекцию заезжего одного умника в целях повышения общеобразовательного уровня лично моего культурного облика. Дядя мой Вася мой недавно вернулся к нам из столицы, где долго ли коротко проработал все это последнее время до самого, что ни на есть пенсяка. А потом, столкнувшись со мной в моем нынешнем состоянии, нашел его немножко убогим, а самого меня малоразвитым, наверное, стопудово сравнивая с не давешним столичным окружением себя самого. Я обычно со старшими не спорю почти никогда, потому что незачем вроде бы, но дядечке Васечке все же возражал время от времени, что так, мол, и так, я как-никак и без того добился кое-чего в своей молодой еще совсем биографии, но тем не менее. Старикам походу сложно затевать переворот по поводу зависших в их мозговых извилинах убеждений, туго залипших на въевшиеся смолоду чужие предвзятые мнения, ну и пусть себе тешится, если хочется, а мне что, с меня не убудется. Так что я вежливо поблагодарил дядю за заботу вот так сдержанно по-мужски, да и двинул себя в администрацию, где должна была немедленно состояться та лекция.