Он посмотрел на Лётольва испытующе и рявкнул:

– Чего ты с этими руинами привязался? Ты вроде как домой собираешься…

Норманн почувствовал, что ходит по опасно тонкому льду, и лишь отмахнулся:

– Ты не кипятись так. Мне просто любопытно…

– Нездоровое у тебя любопытство какое-то! – бросил ему Франческо. – И это после всего пережитого за сегодня. Непонятно мне. Может, ты и впрямь просто помешан на языческом старье. Но тут я тебе не товарищ. Меня больше волнует, как жить теперь.

Я устал и останусь этой ночью голодным, чтобы ты передохнул. И ещё мне придётся как-то объяснить матери моего друга, что его больше нет в живых. Непросто всё это. Поэтому будь так любезен: перестань меня донимать, и без тебя тошнит.

Мы договорились?

– Понял тебя, – выдохнув, сказал Лётольв. Он узнал крайне мало дельного из слов парнишки, зато получил немало пищи для размышлений.

«Кое-какая зацепка есть, – думал викинг, подбадривая себя. – Прежде, чем отправиться на поиски святилища, не будет лишним заглянуть к инквизиторам. Быть может, в приорате остались какие-нибудь записи, которые бы пришлись мне кстати.

Эх, мне бы карту да лошадь, чтоб не задерживаться в этом гиблом краю…»

– Очень хорошо, – отозвался малец, кивая. – А теперь пойдём.

Вместе они поднялись на самый верхний уровень донжона по винтовой лестнице, огибая другие, безлюдные и поросшие пылью с паутиной. Там не было ничего, кроме кучи ящиков, целых и разбитых, а также бесполезного хлама, оставшегося ещё со времён староимперских легионеров.

Люди Лучано все сгрудились в одном месте, у очага, что топили дочерна. Иварсон считал, на них без слёз было не взглянуть: в настолько бедственном положении те пребывали. Насчитал он порядка двадцати человек. Бывшие горожане из Кутро так напоминали обездоленные народы Эстуария и Верхней Бештии, вкусившие горя после налёта викингов. За душой – ничего. Сами – грязные, в тряпье, голодные и замёрзшие. Некоторые – ещё спали.

У мужчин, женщин, детей и стариков, жавшихся друг к другу близ печи с котелком, глаза были будто стеклянные. Они не особо рады были будто, что выжили. Не ведали бедняги, как дальше жить. И нечего им было обсуждать.

Даже появление Иварсона впечатляло их мало. Они лишь поглядели на него с мгновение, а после, поняв, что никакой угрозы тот не представляет, возвращались обратно в страну грёз – молочных рек и кисельных берегов. В выдуманный ими уютный мир, не знавший заразы. Те же, кто был в состоянии носить оружие, выглядели чуть свежее, но и те потеряли веру в целесообразность своей борьбы за выживание.

Лётольв питал к ним всем жалость и надеялся, что в Новых Королевствах его не ждёт подобная безрадостная участь.

«Не переживай, спутник. Тебе на Крови написано сотрясти этот мир!» – подбадривал норманна Имир.

– Чужеземец, подойди сюда! – позвал старший к себе.

Иварсон послушался. Чекко же направился к какой-то седой женщине, само лицо которой и так представляло собой совокупность старческих морщин. Этой ночью после известия о гибели сына Каролина должна была приобрести ещё одну.

Пока Лётольв шёл, предводитель беженцев попробовал из котелка бульон, кивнул сам себе и принялся разливать по мискам суп с копченостями.

Вернувшиеся из дозора выжившие получили по щедрому ломтю мяса, себе Лучано тоже наложил несколько свиных рёбер. Викингу же – демонстративно подал густую жижу, в которой хорошо, если плавали корнеплоды и капуста. Такое отношение ему не нравилось, однако ничего большего не ждал и был рад хоть какой-то горячей пище.

Лучано уселся и отхлебнул немного бульона. Кабард принял миску и пристроился рядом, глядя на огонь. Такие посиделки у очага напоминали ему об Арнфьорде и бесконечных зимах. В вездесущей копоти и запахе гари чувствовалось что-то родное и уютное. Но охватить себя ностальгии он не дал, помня: ему здесь не рады.