Дома Сиракава ничего не сказал о подробностях ночного инцидента. Но Томо теперь знала: его неожиданный, после многомесячного перерыва, визит в ее спальню был вызван тем, что Сиракава убил человека. Вид и запах крови разбудили в нем зверя, ему требовалось успокоить мозг и плоть, возбужденные убийством. Брезгливое отвращение к себе и к мужу охватило Томо.

В канцелярии префектуры, в учреждениях, на улицах – везде обсуждали ночную перестрелку. Обитатели усадьбы шептались по углам. Томо заметила, что лицо Сугэ озарилось восхищением, когда Эцуко заговорила об отце.

– Знаете, мне кажется, ваш отец просто великолепен, – заявила Сугэ.

Девочки сидели на энгаве, склонив хорошенькие головки, дергали за красный шнурок и раскачивали маленькую колыбельку. Там мирно спал котенок.

– Почему ты так говоришь, Сугэ?

– О, он прошел такое опасное испытание, но даже не захотел рассказывать об этом. В то утро я видела, как он смешно умывался – делал все одной рукой, даже полотенце смачивал в миске с водой только правой. Я спросила, что случилось. А он лишь улыбнулся и ответил, что растянул мышцу. Ни словом не обмолвился о своем ранении!

– Ты думаешь, ему было не больно, а?

– Я думаю, ему было очень больно. Сегодня я меняла ему повязку. Знаете, какая там страшная рана?! Вот такая большая и глубокая! – Сосредоточенно нахмурившись, Сугэ отмерила на красном шнурке примерно пять сантиметров и показала Эцуко.

Девочка промолчала. Она поняла, что ранение было серьезным, и еще раз вознесла хвалу богам за то, что отец остался жив.

Но Сугэ, похоже, никак не могла успокоиться.

– Говорят, настоящий мужчина всегда от всех скрывает свою боль и тревогу. Наш хозяин все держал в себе – ни стона, ни единой жалобы. Я считаю, он замечательный!

Томо сидела в своей комнате с рукоделием на коленях и прислушивалась к болтовне девочек. Искреннее, пылкое восхищение, сквозившее в голосе Сугэ, обычно столь сдержанной и молчаливой, неприятно поразило ее.

Сугэ сильно изменилась за последнее время. От застенчивости не осталось и следа. Держалась она свободно и раскованно, двигалась плавно, грациозно. Огромные глаза с мечтательной безмятежностью взирали на мир. Взрослеющая девочка, Сугэ в своей детской чистоте была так же трогательна и невинна, как Эцуко.

Сиракава целый месяц терпеливо приручал трепетную лань, и теперь она была послушна, покорна и абсолютно беззащитна.

Но охотник не торопился, он чувствовал, что почти достиг цели.

Сиракава хитро заманивал неискушенную Сугэ в лабиринт своей страсти. Он сумел завоевать доверие наивной девочки, жаждущей тепла, любви и поддержки. Он холил и баловал ее, как родной отец. И даже предстал перед простодушной жертвой в ореоле героя-победителя.

Мало-помалу она поддалась соблазну познать, как туман тает в лучах восходящего солнца. В сердце Сугэ начал расти робкий первоцвет любви.

Как тугой нераскрывшийся бутон пиона однажды утром начинает светиться лиловыми прожилками, проступающими сквозь темную зелень чашечки, так и Сугэ внезапно наполнилась каким-то новым внутренним сиянием.

Томо была не на шутку встревожена такими переменами. Она знала, что Сиракава все еще выжидает… Она была в этом абсолютно уверена. От женщин, физически познавших Сиракаву, исходило совсем другое свечение, которое Томо всегда безошибочно улавливала. В случае с Сугэ загадочной эманации пока не наблюдалось.

Тот ночной визит мужа после перестрелки оставил в душе Томо глубокий след. Она лишилась сна. Ее преследовали кошмарные видения: Сугэ в объятиях Сиракавы. Как это произойдет, когда?..

По ночам Томо металась на своем одиноком ложе, но порой муки становились невыносимыми. Она вставала и на цыпочках, чтобы не разбудить Эцуко, подходила к окну. Притихший осенний сад утопал в лунной дымке. Призрачные серебристые блики скользили по траве, блестевшей от росы. Из овального окна пристройки лился мутный желтый свет от ночной лампы.