Нет, вы не подумайте, попытки исследования, конечно же, продолжались! Все с одинаковым результатом. Плачевным.
Но был один нюанс. Как в любой нормальной сказке, находился Иванушка или Дурачок, который плевал на все каноны и уставы и со своим лез в чужой монастырь. В Шаолине этого не допустили бы, но дело было в Фигасе.
И этим нюансом был Сева Даль. Интереснейший человек с неординарными способностями, талантом к смешиванию ментальных пространств и чрезвычайной концентрацией фантазией.
Однажды, после подписания очень хорошего контракта, он, наотмечавшись, оказался в центре озера голый, привязанный к спасательному кругу, с бесконтрольно эрегированным членом. Как раз в триста тридцать третий день.
С первым лучом солнца над гладью озера засверкал шар. Аккурат в том месте, где плавал голожопый и спящий Сева. С тех пор к этому дню он готовился тщательно. Долго медитировал, пил отвар, приготовленный соседкой Зоей, и рано утром, до восхода солнца, отчаливал на своей лодке (так он называл любую лодку, найденную им на берегу) в строго определённое место.
Плыл по показаниям штуковины, оставленной ЕЙ в тот раз, бросал якорь и ждал солнца.
– Привет, лучезарная моя!
– Здравствуй, Сева Даль из Фигася!
– Скучала поди?
– Многие световые!
– Чешется?
– О-го-го как!
– Готова?
– Всегда!
– Тогда поехали…
Когда всё кончалось, он уплывал, а ОНА в очередной раз с грустью смотрела на удаляющийся образ его лодки. Медленно и размеренно покачиваясь, бежал в направлении берега кораблик Севы. Любви на Венере ранее не знали. А отпуск был такой короткий.
Грустно.
Не тётка
– Паша, я вот возьму и про тебя напишу. В моём любимом журнале, в разделе «Ублюдки века». А статью назову «Безэмо-циональное чмо как прототип поведения современного гомодрила». Мне как раз в апрельском номере полосу выделили. Сука! И поверь мне, сделаю это в лучшем свете, акульим пером начертаю всю правду. Гнида! – Сева был в гневе. Он только что вернулся из рабочей ко- мандировки и был очень голоден и, соответственно – зол. До одури. А тут ещё непредвиденные игрища.
– Да не кипятись ты, пацанчик! Всё нормально, дыши глубже, нюхай борщ, ласкай его языком. Только не обожжысь, горячо-о-о! – Пафнутий, дружбанище Севы, бегал вокруг стола и, высунув язык, дразнил его.
– Отдай, сука, ложку! Я жрать хочу! – постепенно негодование Севы переполнило чашу терпимости на весах эмоционального контроля, с обратной стороны которых стояла чаша безумного неподконтрольного гнева, готового выплеснуться в непроизвольной форме кулачного боя.
– Да что ты как баран?! Ешь пока руками, там вон кость с мясом лежит! Оп! Гляди! Обглодай! Лай, лай, лай! – Паша был немного не в себе и продолжал нарезать круги вокруг стола, жонглируя одной ложкой. Глазки прищурены, блестят. Движения нервные, дёрганые.
Но они друг друга стоили. Сева и Паша – гордость Фигася и радость наша. Не зря люди с детства про них говорили: «Два сапога, оба на среднюю ногу» и «Братья по отсутствию разума».