Я вдруг подумал: а ведь он прав, и было приятно это слышать.

Сразу по приезде в Варшаву произошёл у меня конфликт с нашей «Красной шапочкой». Дело в том, что в Польше – культ собак, особенно много пуделей. У меня в то время тоже был пудель, поэтому каждого из них я встречал, как близкого родственника. В первый день приезда нас повели показывать Старо Място. На рыночной площади я увидел старичка с двумя чёрными пуделями, подошёл, стал их гладить. Старичок приветливо улыбнулся, что-то спросил, я хотел ответить, но вдруг услышал трубный глас Мани Михайловны:

– Товарищ Каневский! Вы приехали с делегацией Польско-Украинской дружбы, а здесь сообщают факты, очень важные для Польско-Украинской дружбы!

На этот крик обернулась не только вся наша группа, но и толпа на площади. Я сперва разозлился, но потом взял себя в руки и, продолжая гладить пуделей, спокойно ответил:

– Между прочим, я выполняю очень важную миссию для Польско-Украинской дружбы: я передаю польским собакам привет от украинских собак.

В нашей группе грохнул хохот, рассмеялись и рядом стоящие поляки. Щёки Мани Михайловны стали цвета её шапочки, и наш диалог на этом завершился. Больше она замечаний не делала – наоборот, стала выказывать своё подчёркнуто-дружеское расположение, для чего чаще показывала мне свою нижнюю челюсть.

На следующее утро Маня Михайловна попросила меня зайти к ней в номер, чтобы посоветоваться: предстояла встреча с обществом Польско-Украинской дружбы, и нужен был «совет интеллигента», какой им дарить подарок. (Для этой цели, перед отъездом, с нас собрали по пять рублей на покупку сувениров, Маня Михайловна их скупила и два неслабых шахтёра пёрли сундук с этими дарами). Когда она распахнула передо мной крышку сундука, у меня, как теперь говорят, «поехала крыша»: помимо бесчисленных Лениных, из металла, дерева и папье-маше, там лежала пара чугунных Богданов Хмельницких на чугунных конях. (Для тех, кто подзабыл: Богдан Хмельницкий в историю Польши вошёл как лютый враг государства, который совершал набеги, жёг дома и убивал их обитателей).

Когда моё первое ошеломление прошло, я спросил:

– Это всё… подарки полякам?

– Да! – гордо ответила Маня Михайловна. – Доставала по блату… Понимаете, Варшавское отделение – самое большое и важное, им нужен достойный подарок.

С каждым днём я всё больше и больше понимал, что нахожусь в паноптикуме, поэтому решил не тратить силы на переубеждение, а просто расслабиться и получить удовольствие.

– Раз это самое большое отделение, им нужен самый большой подарок, и самый весомый – Богдан Хмельницкий.

– Спасибо! Мы с Павлом Ивановичем тоже так решили, – и Маня Михайловна благодарно оскалила зубы.

Встреча наших и польских «дружелюбов» проходила в большом зале приёмов за длинным узким столом, на котором стояли вазы с сухариками и с печеньем. Потом подали и чашечки с кофе. Маня Михайловна решила сделать сюрприз хозяевам, поэтому чугунного Богдана вместе с лошадью шахтёры пронесли, завернутого в пергамент, и положили под стол у её ног.

Пока поляк-председатель произносил заключительный доклад о давней исторической дружбе двух народов, наша руководительница под столом разворачивала Богдана. Пергамент издавал странные звуки, пугающие оратора, и он прерывал свою речь. Тогда Маня Михайловн выглядывала из-под стола, приговаривая «Продолжайте! Продолжайте!», и посылала ему свою неотразимую улыбку, отчего поляк пугался ещё больше. Он торопливо завершил своё выступление, и тогда Маня Михайловна торжественно произнесла:

– А теперь разрешите в память о нашей дружбе преподнести вам сувенир с Украины.