«Близ одинокой избушки...»

Близ одинокой избушки
Молча глядим в небеса.
Глупые стонут лягушки,
Мочит нам платье роса.
Все отсырели дороги, —
Ты не боишься ничуть
И загорелые ноги
Так и не хочешь обуть.
Сердце торопится биться, —
Твой ожидающий взгляд
Рад бы ко мне обратиться, —
Я ожиданию рад.

11 апреля 1897

«Живы дети, только дети...»

Живы дети, только дети, —
Мы мертвы, давно мертвы.
Смерть шатается на свете
И махает, словно плетью,
Уплетенной туго сетью
Возле каждой головы.
Хоть и даст она отсрочку —
Год, неделю или ночь,
Но поставит все же точку
И укатит в черной тачке,
Сотрясая в дикой скачке,
Из земного мира прочь.
Торопись дышать сильнее,
Жди – придет и твой черед.
Задыхайся, цепенея,
Леденея перед нею.
Срок пройдет – подставишь шею, —
Ночь, неделя или год.

15 апреля 1897

«В поле не видно ни зги...»

В поле не видно ни зги.
Кто-то зовет: «Помоги!»
Что я могу?
Сам я и беден и мал,
Сам я смертельно устал,
Как помогу?
Кто-то зовет в тишине:
«Брат мой, приблизься ко мне!
Легче вдвоем.
Если не сможем идти,
Вместе умрем на пути,
Вместе умрем!»

18 мая 1897

«Ускользающей цели...»

Ускользающей цели
Обольщающий свет,
И ревнивой метели
Угрожающий бред...
Или время крылато?
Или сил нет во мне?
Все, чем жил я когда-то,
Словно было во сне.
Замыкаются двери,
И темнеет кругом,
И утраты, потери,
И бессильно умрем.
Истечение чую
Холодеющих сил,
И тоску вековую
Беспощадных могил.

15 июня 1897

«Придешь ли ты ко мне, далекий, тайный друг...»

Придешь ли ты ко мне, далекий, тайный друг?
Зову тебя давно. Бессонными мечтами
Давно замкнулся я в недостижимый круг, —
И только ты один, легчайшими руками
Ты разорвешь его, мой тайный, дальний друг.
Я жду, и жизнь моя темна, как смутный бред.
Толпятся чудища перед заветным кругом,
И мне грозят они, и затмевают свет,
И веют холодом, печалью да испугом.
Мне тяжко без тебя, вся жизнь моя как бред.
Сгорает день за днем, за ночью тлеет ночь, —
Мерцает впереди непостижимым светом
Гора, куда взойти давно уж мне невмочь.
О милый, тайный друг, поверь моим обетам
И посети меня в тоскующую ночь.

15 июня 1897

Утешающий свет

В темный час на иконы
Безнадежно гляжу,
И закрыты каноны,
И молитв не твержу.
Безобразны и дики
Впечатления дня.
Бестревожные лики,
Утешайте меня!
От бесстрастного взора
Прямо в душу мою
Я греха и позора
Никогда не таю.
Не от мира исходит
Утешающий свет,
И не к жизни приводит
Нерушимый завет.
Что мне мир. Он осудит
Иль хвалой оскорбит.
Темный путь мой пребудет
Нелюдим и сокрыт.

30 – 31 июля 1897

«Мелькающие годы...»

Мелькающие годы,
Томителен ваш лад,
Как поздней непогоды
Тоскующий наряд.
Протягивая руки,
С надеждою в глазах,
Несбыточной науки
Я ждал, в ночных путях, —
И чар полночных сила
Несла мне свой покой,
И сердце примирила
С безвыходной судьбой.
Но я, неблагодарный,
Уставший тайной жить,
С насмешкою коварной
Стал тайну поносить, —
И в мир полдневной скуки
Бежал поспешно я
От радостной науки
Ночного бытия.
И сердце взволновалось,
В огне внезапном кровь, —
Нежданная примчалась
Проказница – любовь.
Но крик ее веселый
Меня остановил,
И стан ее дебелый
Мечты мои убил.
Я робко отрекаюсь
От злых ее тревог
И быстро возвращаюсь
В полночный мой чертог.

15 августа 1897

«Час ночной отраден...»

Час ночной отраден
Для бесстрашного душой.
Воздух нежен и прохладен,
Темен мрак ночной.
Только звезд узоры
Да вдали кой-где огни
Различают смутно взоры.
Грусть моя, усни!
Вся обычность скрыта,
Тьмою смыты все черты.
Ночь – безмолвная защита
Мне от суеты.
Кто-то близко ходит,
Кто-то нежно стережет,
Чутких глаз с меня не сводит,
Но не подойдет.

16 августа 1897

«Полуночною порою...»

Полуночною порою
Я один с больной тоскою
Перед лампою моей.
Жизнь докучная забыта,
Плотно дверь моя закрыта, —