Иногда вмѣшивался и самъ хозяинъ и съ увлеченіемъ объяснялъ всю свою теорію вывода скота, основанную на новѣйшихъ научныхъ изслѣдованіяхъ. Такъ онъ вступилъ въ такое объясненіе съ молодымъ богачемъ купцомъ, который съ женой остановился противъ телки и сталъ распрашивать. Купецъ былъ охотникъ и тоже выразилъ сомнѣнье, что телка не русская. Ордынцевъ вступилъ съ нимъ въ разговоръ, безпрестанно перебивая купца и стараясь внушить ему вопервыхъ то, что надо условиться, что понимать подъ Русской скотиной. Не заморскую скотину, но ту скотину, которая вывелась въ Россіи, также какъ то, что въ Англіи считается кровной лошадью; во вторыхъ, онъ старался внушить купцу, что для вывода скота не нужно брать хорошо выкормленную въ теплѣ и угодьяхъ скотину и изъ лучшихъ условій переводить ее въ худшія, а напротивъ; въ третьихъ, онъ старался внушить купцу, хотя и невольно, но очень замѣтно, что дѣло о коровахъ и способѣ вывода знаетъ одинъ онъ, Ордынцевъ, а что всѣ, и въ томъ числѣ купецъ, глупы и ничего не понимаютъ. Онъ говорилъ хотя и умно и хорошо, но многословно и дерзко; но купецъ, несмотря на то что былъ образованный, почтенный человѣкъ и зналъ не хуже Ордынцева толкъ въ скотпнѣ и научныя разсужденія о скотѣ, слушалъ Ордынцева, не оскорбляясь его тономъ. Тотъ же самый дерзкій, самоувѣренный тонъ, который имѣлъ привычку принимать почти со всѣми Ордынцевъ, въ другомъ человѣкѣ, менѣе свѣжемъ, красивомъ и, главное, энергичномъ, былъ бы оскорбителенъ, но Ордынцевъ такъ очевидно страстно былъ увлеченъ тѣмъ, что говорилъ, что купецъ сначала пробовалъ отвѣчать, но, всякій разъ перебиваемый словами нѣтъ позвольте, выслушалъ цѣлую лекцію и остался доволенъ. Оставшись опять одинъ послѣ ухода купца, Ордынцевъ подошелъ къ своему мужику и помощнику Елистрату и съ нимъ заговорилъ о коровахъ.

– Ну какія же тебѣ лучше всѣхъ понравились?

– Да и чернопѣгая хороша. Только на мой обычай я бъ жену заложилъ, а того сѣдаго бычка купилъ бы, – сказалъ Елистратъ. – Охъ – ладенъ. Кабы его да къ нашей Павѣ, да это – мы бы такихъ вывели,… – закончилъ онъ, просіявъ улыбкой.

– Правда, правда.[172] Я куплю. Ну поѣдемъ, я тебя довезу обѣдать.

И Ордынцевъ съ мужикомъ пошелъ по дорожкамъ къ выходу, продолжая разговаривать съ мужикомъ съ большимъ увлеченіемъ, чѣмъ можно бы было предполагать, и которое умный Елистратъ справедливо относилъ къ тому, что баринъ хочетъ показать, что онъ имъ не гнушается.

Около выхода Ордынцева догналъ бѣжавшій съ коньками замотанными худощавый молодой человѣкъ съ длиннымъ горбатымъ носомъ.

– Давно ли, Ордынцевъ? – сказалъ по французски молодой человѣкъ, ударяя его по плечу.

– Вчера пріѣхалъ, привезъ скотину свою на выставку.

– Ну а что гимнастика? Бросили? Приходите завтра, поработаемъ.

– Нѣтъ, не бросилъ, но некогда. Въ деревнѣ я поддерживаюсь верховой ѣздой. Верстъ 15 каждый день и гири.

Ордынцевъ отвѣчалъ и говорилъ по французски замѣчательно изящнымъ языкомъ и выговоромъ и не такъ, какъ его собесѣдникъ, перемѣшивая Русскій съ Французскимъ. Замѣтенъ былъ нѣкоторый педантизмъ въ томъ, что онъ, разъ рѣшивъ, что глупо мѣшать два языка, отчетливо и ясно говорилъ на томъ или другомъ.

Молодой человѣкъ пощупалъ его руку выше локтя. И тотчасъ же при этомъ жестѣ Ордынцевъ напружилъ мускулы.

– О! О! ничего не ослабла. Что же, всѣ 5 пудовъ?

– Поднимаю или вѣшу?

– И то и другое.

– Поднимаю тоже, но вѣсу я въ себѣ сбавилъ, а то сталъ толстѣть.

– Это кто же съ вами?

– Это мой товарищъ по скотоводству, замѣчательный человѣкъ.

Но молодому человѣку, видно, не интересенъ былъ замѣчательный мужикъ, онъ пожалъ руку Ордынцеву.