«Второе поколение» рода Бинклей, нынешний респектабельный капитан Джим Бинклей родился в тот год, когда судоходство на Юконе умерло. Убили его авиация и железная дорога, связавшая южное побережье с центром Аляски. Речные корабли остались ржаветь у берегов. Чарльз Бинклей перебрался в те годы в «нижние» штаты, плавал по Миссисипи и Великим озерам. Сынишка Джим, не покидавший рулевую будку отца, был «пропитан» рассказами об Аляске и уехал на север сразу, как возмужал.
Плавал Джим Бинклей на маленьких суденышках рулевым. Во время войны возил на Юкон в Галину бензин для самолетов, перегоняемых через Аляску в Сибирь. Помнит встречи с советскими летчиками. «Это было время «дикой Аляски». Случалось, по десять – пятнадцать часов стояли и ждали, когда через Юкон переправятся табуны карибу».
Семейным делом Бинклей обзавелись, когда после войны Мэри и Джим, одолжив четыре тысячи долларов, купили пятнадцатиместный прогулочный катерок и стали возить любопытных на Юкон. И были счастливы, что кормились любимым делом – «с реки». И тут оказалось, что ветер дует с большим напором в паруса начатого ими дела. Одной из важных ценностей жизни быстро становился туризм, туризм массовый. И Аляска – «последнее пограничье» в освоении континента – сделалась привлекательным местом для путешествий. Катерок чета Бинклей сменила на судно, бравшее на борт пятьдесят пассажиров. Через четыре года уже сто пятьдесят человек отправлялись с капитаном Бинклей на Юкон. Потом появился «колесник» на триста пятьдесят пассажиров. И вот недавно в Сиэтле построен «Дискавери-3» – тысяча пассажиров!
Семейная фирма Бинклей – невеликое предприятие на Аляске, но добротное и заметное. В предпринимательстве, как и в добыче золота, важно напасть на жилу. Потомки Чарльза Бинклей, чей пожелтевший портрет висит в доме на самом почетном месте, не упустили своего шанса. А семейная слаженность, трудолюбие и энергия не только хорошо кормят, но служат в Фэрбанксе примером житейской опрятности, честности и всех других добродетелей старой доброй Америки, привившихся тут, на Аляске.
Сыновья-штурманы в этой семье – взрослые, зрелые люди. У каждого свой дом, выводок ребятишек. Но все сплочены не только родством, но и делом, в котором у каждого свое место и от которого каждому своя доля. А дом отца – место семейных встреч, надежная житейская пристань. Все в этом доме добротно, но без излишеств и в обстановке, и в образе жизни: спать расходятся рано, и подъем для всех ранний.
Капитану семьдесят. Но он в очень хорошей форме и мог бы, кажется, совершить за штурвалом кругосветное путешествие – подтянут, бодр, излучает жизнерадостное спокойствие. Это особое его качество приметило местное телевидение. Капитана приглашают в рекламные передачи, и лицо его знают по всей Аляске…
Я беседовал с капитаном на судне, в рубке. Три сына в форменных штурманских безрукавках сидели тут же, а внуки гроздьями висли на рулевом колесе.
– Четвертое поколение… – сказал капитан, наблюдая за ребятишками. – Помню себя с такого же возраста. Все пытался добраться до верхней ручки.
Размышляя о прожитом, старший Бинклей говорит, что главная гордость его – не имущество, не образцово поставленный бизнес. Главное, что детей удалось вырастить людьми добрыми и что в них продолжает жить пионерский дух дела Чарли.
– Скип, Джим, Джон, правильно я говорю? – весело обернулся капитан к сыновьям.
– Ну даешь, отец, не разговор, а реклама по телевидению, – отшутился за всех старший, Скип.
Близко из сыновей Бинклей я познакомился с младшим, Джоном. В первый приезд на Аляску нас пригласили на «дружеский вечер к сенатору». Я прибыл, когда пива, которое тут заедают «аляскинскими конфетами» – кусочками копченой рыбы, было выпито уже много. Все галдели, кто-то пробовал уже петь. Я спросил: а где сенатор? Мне показали на юношу, почти мальчишку.