И, наконец, перед всеми, кто «присмотрелся» к проблеме, поставлен был главный вопрос: способна Россия в случае войны защитить Аляску? На это сторонники и противники попятного «округления» единодушно ответили нет. И тогда царь будто бы сказал: «Ну и окончен спор. Продаем. Торговаться Россия не будет, пусть сами назначат хорошую цену».

Вопрос был решенным. В присутствии пяти человек «особого заседания» 28 декабря 1866 года царь подписал документ о продаже Аляски. Все делалось втайне по причинам вполне понятным. Сама уступка Аляски была для России делом отнюдь не почетным. И был еще деликатный момент: Соединенные Штаты, еще не пришедшие в себя от Гражданской войны, в данный момент о подобной покупке не помышляли. Посланник Эдуард Стекль, прибывший в Вашингтон, должен был, предложив сделку, повернуть дело так, чтобы инициатива покупки исходила от Соединенных Штатов. Задача посланника упрощалась тем, что государственным секретарем в это время был Уильям Сьюард, философия которого о «предопределении судьбы» изменений не претерпела. Сообщение Стекля о предложении Петербурга было для него великой радостью. Работа немедленно закипела. Было испрошено мнение президента и всех, кто мог быть к делу причастен. Утрясли цену. И Стекль послал в Петербург ту самую, стоившую десять тысяч долларов, телеграмму. Смысл ее состоял в том, что США предлагают России продать Аляску на таких-то условиях. Ответ Петербурга был лаконичным: согласны.

Стекль рассказывает, что с телеграммой в кармане он пришел к государственному секретарю домой. Доложив новость, посланник сказал, что завтра можно будет подписать договор. «Зачем ждать до завтра, мистер Стекль? Давайте заключим договор сегодня вечером», – вскочил горевший нетерпением Сьюард. Было уже поздно, но по городу Сьюард послал курьеров – собрать работников госдепартамента. Работали ночью. К 4 часам утра 30 марта 1867 года договор был переписан красивым почерком, подписан, скреплен печатями. По американским законам его теперь должны были утвердить сенат и конгресс. Объявили за покупку и плату – 7 миллионов 200 тысяч долларов. Это было больше, чем ожидал Петербург, снабдивший Стекля инструкцией: «5 миллионов, не меньше». Но, конечно, это была ничтожная плата за громадное приобретение. И пусть доллары того времени были в несколько раз тяжелее нынешних денег, все равно мы можем сказать: Аляска продана за бесценок. Только одного золота в ней добыто уже на сумму в две с половиной тысячи раз большую той, что была уплачена при покупке. В аляскинских газетах я прочел сообщение: за один только час в 1988 году у берегов полуострова было поймано рыбы на сумму, превышающую плату при покупке Аляски. Конечно, продажа с позиций нынешних выглядит неким абсурдом. Но все происходившее в прошлом мы обязаны рассматривать в контексте существовавших ценностей и обстоятельств. И приговор: головотяпство, совершенно вопреки здравому смыслу, нельзя считать справедливым.

Между прочим, у Стекля и Сьюарда были трудности с оформлением покупки. Брюзжали в сенате: «платим деньги за ящик со льдом», «глупость Сьюарда», а в конгрессе и вовсе дело застопорилось. Пришлось давать взятки. Но не Сьюард давал, а Стекль, опасавшийся срыва сделки. Давал редакторам за поддержку в газетах, политиканам за речи в конгрессе. Больше ста тысяч долларов было списано Петербургом по тайной статье расходов «на дела, известные императору». Двадцать пять тысяч было пожаловано посланнику за труды. Царя Стекль поблагодарил, друзьям жаловался: мало. А что касается «подарка» истории, то дела обстоят так. Именем Сьюарда на Аляске названы полуостров и город. След же Стекля после службы царю затерялся… Так уж сложилось, Аляска не могла быть не продана. Но в продаже доблести не было. Героем был покупатель.