– Нет, дверь тебе не открою. Чтобы ты потом моих внуков заразила? Ни за что!

– А Любе ты дверь откроешь? – спросила я, находясь уже в полном отчаянии.

– Любе? Конечно! И приготовлю для нее! Кажется, она мой борщ хвалила. Сейчас сбегаю за свеклой! – радостно воскликнула мама и нажала на отбой.

Я не знала, как реагировать – то ли плакать, то ли смеяться. Ради меня мама не собиралась бежать за свеклой, и я точно знала, что она не откроет мне дверь. А приезда Любы будет ждать.

Люба была маминой сиделкой после того, как моя родительница попала в тяжелую аварию. Тогда она категорически отказалась ехать к нам и потребовала доставить ее в собственную квартиру. Мне она не разрешала ни помыть ее, ни покормить. Каждый мой приезд заканчивался скандалом – я плакала, мама кричала. И тогда я нашла Любу, которая умела справляться с мамой и ее настроением.

– Люба, дорогая, привет, это Маша. Можешь говорить?

– О, Машуль, приветик! Что, Олечка Ивановна опять чудит? Слушай, я как чувствовала! Вчера про вас вспоминала! А тут ты звонишь! И что наша мамуля?

– Мамуля в своем репертуаре. Отказывается категорически от моей помощи. Волонтеров не признает. Доставку из магазина тоже. Собирается выйти в одиночный пикет. Заявила в магазине, что вернулась из Италии, – ее чуть в милицию не забрали, а оттуда в Коммунарку. На тебя согласилась. Побежала в магазин покупать свеклу, потому что ты вроде бы однажды похвалила ее борщ.

– Ой, умираю, не могу. Узнаю Олечку Ивановну! Скучала по ней. Прям не хватало. Все такие приличные, вежливые, никакого стресса. А с вами – каждый раз как в сумасшедший дом. Приеду, не волнуйся!

– Спасибо тебе огромное, я уже с ума сошла. Не знаю, чего от нее ждать.

– Ха, так никто не знает! Завтра буду! Ну вот бывает же так! Только вчера вас всех вспоминала, а тут ты звонишь!

Любу мама встретила с распростертыми объятиями. С борщом и котлетами. К счастью, Люба поступила как всегда – сама решила, по каким дням она станет приезжать, какие продукты привозить, и поставила маму перед фактом. У меня отлегло от сердца. Я знала, что холодильник будет забит всеми продуктами, включая шпинат с щавелем и свежесорванной молодой крапивой.

Я звоню маме каждый день – иногда утром, иногда вечером. Видимо, на мне отразилась всеобщая паника. Тут я позвонила в девять утра, она не ответила. Не ответила ни через час, ни через два. В двенадцать я позвонила Любе – узнать, когда та связывалась с мамой в последний раз. Люба присылала маме какие-то картинки, цветочки, зайчиков, поздравления со всеми праздниками – от религиозных до светских, включая День железнодорожника. Если бы я прислала маме подобную открытку, она бы решила, что ее дочь сошла с ума. А Любины послания ей нравились.

– Позавчера, с Днем то ли строителя, то ли монтажника поздравляла, а что?

– Не могу до нее дозвониться, – призналась я. – У меня сердце что-то не на месте. Неспокойно. Она всегда отвечает, пусть не сразу, но перезванивает.

– Ой, да я тут за одной бабулей приглядываю. Ровесница твоей мамули. Из ванной выходила и упала. Три часа одна лежала. Слава богу, ничего не сломала, только гематома на все бедро. Но я теперь при ней, – ахнула Люба.

– Люб, вот умеешь ты поддержать.

Я тут же представила себе, как мама вылезает из ванны, падает и непременно головой или шеей об ванну. И лежит три часа.

– Соседям позвонить нельзя? – спросила Люба.

– А то ты не знаешь, что нельзя! Она со всеми соседями переругалась!

– Это да.

– Люба, давай ты ей тоже будешь звонить. Вдруг она тебе ответит? Мама мои звонки иногда игнорирует.

Маме звонили все – я, Люба, внуки, любимый зять. Она никому не отвечала.