– Ага, вот программа выставки с фуршетом для меценатов. Состоится в Музее изобразительных искусств завтра в девятнадцать тридцать.

Скорее всего, именно об этом мероприятии Тесс говорила со своим бойфрендом.

Данте не должно волновать, с кем и как эта женщина проводит время. Его кровь не должна закипать при мысли о том, что какой-то другой мужчина прикасается к ней, целует, ласкает ее тело…

– Что намечается в этом Музее изобразительных искусств? – спросил Гидеон, прерывая ход мыслей Данте. – У тебя есть какие-то подозрения?

– Нет. Никаких подозрений. Так, любопытство.

– Что я слышу! Ты вдруг стал интересоваться искусством? – Гидеон рассмеялся. – Неужели несколько часов в обществе гарвардского отличника оказали на тебя столь тлетворное влияние? Никогда не думал, что ты решишь заделаться умником.

Данте не был дремучим варваром, но сейчас совершенно не желал доказывать это.

– Все, забыли, – только и сказал он в трубку.

Его раздражение немного утихло, когда он заметил, что к нему вновь проявляют внимание. На сей раз это были две симпатичные девушки в искусственно состаренных дизайнерских джинсах. По-видимому, приехали из пригорода, чтобы развлечься. «Студентки колледжа, лет двадцати», – определил Данте, посмотрев на их свежие лица. Девушки захихикали, проходя мимо машины к клубу и стараясь вести себя так, будто вид роскошного автомобиля не произвел на них впечатления.

– Ну ладно, Ди. Где ты сейчас? Едешь на базу?

– Нет, – тихо ответил Данте, глуша мотор и провожая девушек взглядом. – Ночь продолжается. Думаю перекусить, перед тем как вернуться.

В Темной Гавани Стерлинг Чейз возбужденно расхаживал по своей квартире. И хотя ночь никак нельзя было назвать удачной, он чувствовал эмоциональный подъем. Его не заботил высокомерный, враждебно настроенный воин, с которым его поставили в пару. Чейз напомнил себе, что цель, ради которой он обратился за помощью к Ордену, стоит того, чтобы в течение нескольких недель потерпеть неприятные выходки Данте и его собратьев.

Чейз вернулся в Темную Гавань пару часов назад, до рассвета оставалось примерно столько же, но спать ему не хотелось.

Сейчас ему хотелось с кем-нибудь поговорить.

Конечно же, он сразу подумал об Элизе.

Но она, скорее всего, готовится ко сну. Чейз представил, как она сидит у изящного туалетного столика, возможно обнаженная, прикрытая лишь облаком тонкого белого шелка, и расчесывает длинные светлые волосы. Глаза цвета лаванды закрыты, она что-то рассеянно мурлычет себе под нос – привычка, которая сводила его с ума.

Хрупкая и нежная Элиза овдовела пять лет назад. Где-то в глубине души Чейз знал, что она больше никогда ни с кем не свяжет свою жизнь. Отчасти он был рад, что она отказывается вновь открыть сердце любви – право, которым обладала каждая Подруга по Крови, потерявшая партнера. Пусть Чейз страдал от неудовлетворенного желания обладать ею, но и не видел Элизу соединенной узами с другим вампиром – такого удара он не вынес бы.

Но без мужчины Рода, который питал бы ее своей кровью, способной останавливать ход времени, Элиза, женщина человеческой расы, состарится и умрет. Именно это печалило Чейза больше всего. И хотя она никогда не принадлежала ему в истинном смысле этого слова, через какие-нибудь шестьдесят-семьдесят лет – краткий миг для вампира – он потеряет ее навсегда.

Возможно, осознание предстоящей утраты заставляло Чейза с такой силой желать разделить с Элизой каждое мгновение ее печали и боли.

Он любил ее.

И стыдился того, как сильно Элиза действовала на него. Стоило Чейзу подумать о ней, как его бросало в жар. Но она никогда не узнает о том огне, который разжигала в нем. Чейз был уверен, что его признание в любви вызовет у Элизы презрение.