Сегодня утром одна шальная пуля могла прекратить ветвь Мохаммеда Реза. Случись так, престол перешел бы к другим его многочисленным родственникам, коих у его отца, основателя династии Реза-шаха, было предостаточно. Да и то при лучшем раскладе для Пехлеви. В худшем – империю ожидало появление новой монаршей фамилии, схожей по рождению с династией Пехлеви. Или же вовсе к упразднению в Иране института монархии в целом. Что и произошло – тридцатью годами позже.

– Куда смотрели мои люди? – шах терял самообладание, лицо его побагровело, но уже не от крови, а от наплыва ярости и злобы. – Как этот негодяй смог войти в толпу и пронести оружие незамеченным? Чем ты это все сможешь объяснить?

– Я верой и правдой служил вам и вашему отцу, правитель, – голос полковника был тверд, хотя он с трудом сдерживал предательскую дрожь. – Я был рядом с вами, когда он стрелял в вас. Хвала Аллаху, все мы живы. Даю слово чести, мы найдем всех, кто замешан в этом гнусном заговоре. Мерзавцы будут наказаны. Им не удастся избежать кары, шахиншах.

Пехлеви отвернулся и устремил взгляд на висящий портрет своего отца – Реза-хана, усопшего в изгнании повелителя… Отец с гордостью взирал на окровавленный мундир сына. Теперь тот выглядел как настоящий шах.

– Кому, кому я успел навредить, Мухтадир?! – он обреченно качал головой. – Кому нужна моя смерть?

– Коммунистам, шахиншах. Ваша корона не дает им покоя. Они до сих пор не могут простить вам свое поражение.

Икрами намекал на потопленное в крови народное движение в провинции Азербайджан два года назад.

– Если бы только коммунистам, – задумчиво произнес Мохаммед Реза, а затем резко повернулся в сторону полковника. – Вы узнали его имя?

– Да, Ваше Величество. Насер Фахрарай. В его кармане мы нашли членский билет «Туде».

– Получается, они решили проверить меня на прочность? Хорошо, я покажу, насколько крепким и безжалостным к врагам Ирана может быть их шах. – Пехлеви одернул свой окровавленный мундир. – Великий Аллах защищает меня, значит, я нужен своему народу. Он посылает мне знаки, которые я должен распознать и решиться на действия. Если я проявлю слабость, Он меня не простит и больше не даст шанса выжить. Всевышний мудр, но не прощает глупых людей. Ты понимаешь меня, Мухтадир?

– Вы имеете в виду репрессии членов «Туде»…

– И не только «Туде», – шах сжал кулаки, исподлобья взирая на своего телохранителя. – Всех врагов Пехлеви! А значит, Ирана в целом.

Чудодейственное спасение монарха в одночасье запустило ржавый механизм в действие: слабый, нерешительный, получивший трон в наследство как разменную монету взамен отказа отца от персидской короны, Мохаммед Реза вдруг неожиданно сам захотел властвовать. В этот час он чувствовал в себе клокочущий зов крови.

– Я требую ввести в стране чрезвычайное положение. Если для наведения порядка нужно будет повесить на улицах Тегерана сотни коммунистов, мы это сделаем. Пусть больше никто не усомнится в моей решимости покончить с предателями в моей стране.

Казалось, что устами известного своим безволием Мохаммеда Реза говорит его воинственный отец. Словно на короткое время огромный казак Реза-хан, добывший власть с шашкой в руке и пулеметом «Максим», вселился в хрупкое тело сына. Сына, осваивавшего науки в швейцарском пансионе «Ле Роси».

– Я полагаю, у нас не так много времени, чтобы медлить, – Пехлеви сделал легкий жест кистью, глядя в пол, что означало конец разговорам и начало новым арестам.

Икрами вышел. Молодой шах присел на диван и прикрыл глаза рукою, стараясь подавить приступы сильнейшей головной боли.