– Вот именно. Они никогда не думают и не обращают внимания. Толпа всегда такая.

– Но некоторые все же обращают. И мы можем этому радоваться, – попыталась переубедить ее Поллианна. – Теперь, когда я…

– О да, некоторые обращают… – перебила ее собеседница и, вздрогнув, испуганно взглянула на дорожку за спиной Поллианны. – Некоторые обращают… и даже слишком…

Поллианна в испуге съежилась – она так часто сталкивалась с нелюбезным приемом в этот день, что стала впечатлительна как никогда прежде.

– Вы говорите… обо мне? – запинаясь, выговорила она. – Вам не хотелось, чтобы я… на вас… обращала внимание?

– Нет-нет, детка! Я говорила о… о совсем другом человеке. О том, кому не следовало бы обращать на меня внимание… Я даже рада, что есть теперь, с кем поговорить, только… только сначала я думала, что это кто-то из дома…

– А, значит вы здесь не живете, так же, как и я… то есть живете не всегда.

– Да, сейчас я живу здесь, – вздохнула девушка, – если, разумеется, это можно назвать жизнью… то, что я делаю.

– А что вы делаете? – с интересом спросила Поллианна.

– Что я делаю? Что ж, я расскажу тебе, что я делаю! – воскликнула девушка с неожиданной горечью в голосе. – С утра и до вечера я продаю тончайшие кружева и яркие ленты смеющимся и болтающим между собой девушкам. А потом иду домой – в маленькую комнатку на четвертом этаже с окошком на задний двор. В комнатку вмещается лишь узкая продавленная койка, умывальник со щербатым кувшином, шаткий стол и я. Летом в ней жарко, как в печи, а зимой холодно, как в леднике, но это единственное место, куда я могу уйти, и предполагается, что я должна сидеть там, когда не работаю. Но сегодня я вышла – я не собираюсь ни сидеть в этой комнатушке, ни идти читать в пыльную старую библиотеку. Сегодня наш последний свободный вечер в этом году – и к тому же дополнительный, и я хочу весело провести время… хоть раз. Я тоже молода и люблю пошутить и посмеяться не меньше, чем те девушки, которым я изо дня в день продаю кружева и ленты. Так вот, сегодня я собираюсь шутить и смеяться.

Поллианна улыбнулась и одобрительно кивнула:

– Я рада, что вы так думаете. Я тоже так думаю. Быть счастливой – это гораздо веселее, правда? Кроме того, сама Библия велит нам это делать – то есть веселиться и радоваться. Она говорит нам об этом восемьсот раз! Но вы, наверное, сами знаете, где в Библии говорится про радость.

Красивая девушка отрицательно покачала головой. На ее лице появилось странное выражение.

– Нет, – ответила она сухо, – не скажу, чтобы я сейчас думала о Библии.

– Нет? Разумеется, может быть, вы и не думали, но понимаете, мой папа был священником, и он…

– Священником?

– Да. И ваш папа тоже? – воскликнула Поллианна, заметив, как изменилось выражение лица девушки.

– Д-да. – Девушка чуть заметно покраснела.

– О, и он тоже, как мой папа, ушел на небеса, чтобы быть там с Богом и ангелами?

Девушка отвернулась.

– Нет. Он живет… дома, – ответила она чуть слышно.

– Ах как вы, я думаю, рады, – вздохнула Поллианна с завистью. – Вот если бы я могла хоть раз увидеть моего папу… ведь вы видитесь с вашим папой, правда?

– Нечасто. Понимаешь, я живу здесь…

– Но вы все-таки можете увидеть его, а я моего папу – нет. Он ушел к маме и к моим братикам и сестричкам на небеса и… А у вас и мама есть… на земле?

– Д-да. – Девушка беспокойно вертелась на скамье и даже привстала раз или два, словно желая уйти.

– Ах, значит, вы можете видеть их обоих, – вздохнула Поллианна с выражением неописуемой тоски на лице. – Как вы, наверное, рады! Ведь никто так не заботится о нас и не уделяет нам столько внимания, как папы и мамы, правда? Уж я-то знаю, потому что у меня был папа… он умер, когда мне исполнилось одиннадцать. Но вместо мамы все это время у меня были дамы из благотворительного комитета, пока меня не взяла к себе тетя Полли. Дамы из комитета были очень милые… но они не могут заменить ни маму, ни даже тетю Полли, и…