– Я… не знаю, – сдавленным голосом ответила Нэнси.

– А мне нравятся. Правда, у нас самих картин не было. Их, сама понимаешь, в ящики для пожертвований обычно не кладут. Однако как-то раз две картины всё же положили. Но одна картина была такая хорошая, что папа продал её, а на вырученные деньги мне ботиночки купил. А вот другая картина, наоборот, была такая плохая, что развалилась на кусочки, пока мы её вешали. Стекло разбилось, я расплакалась… ну, короче, теперь я только рада, что у нас не было ни картин, ни прочих красивых вещей в доме. Да, рада, потому что не привыкла к ним, а значит, мне ещё сильнее понравится всё, что я увижу в доме у тёти Полли. Это… Это как если вдруг найти в корзине для пожертвований новые красивые ленты для волос вместо твоих старых, выцветших… О, что за дом, что за дом! Красавец! – внезапно переключилась она, когда двуколка свернула на широкую подъездную дорожку к крыльцу.

Чуть позже, пока Тимоти отвязывал и сгружал сундучок Поллианны, Нэнси улучила минуточку, чтобы тихонько шепнуть ему на ухо:

– И не вздумай больше уговаривать меня, чтобы я уволилась, Тимоти Дурджин, понял? Теперь я отсюда никуда не уйду, ни за какие деньги!

– Об этом никто и не говорит, – ухмыльнулся Тимоти. – Меня самого теперь на верёвке отсюда не утащишь. С приездом этой девочки тут сейчас такое веселье начнётся – в кино ходить не надо!

– Кино, кино, – раздражённо откликнулась Нэнси. – Боюсь, этому ангелочку совсем не весело будет жить с такой ведьмой, как наша хозяйка. Ей нужно будет опереться на кого-то, укрыться за чьей-то спиной. Вот такой спиной для неё я и собираюсь стать, Тимоти. И стану, стану! А ты… смотри своё кино, вот!

И, дав самой себе страшную клятву защищать Поллианну, Нэнси взяла девочку за руку и повела вверх по широким каменным ступеням крыльца.

Мисс Полли Харрингтон не соизволила подняться навстречу своей племяннице – так и осталась сидеть в кресле, когда в гостиной появились Нэнси и маленькая девочка в красном платьице.

– Здравствуй, Поллианна. Я… – начала она, неохотно оторвавшись от книги и протянув для поцелуя свою руку, на каждом пальце которой, казалось, было написано «долг, долг, христианский долг…». Договорить мисс Полли не успела – Поллианна стрелой метнулась через всю гостиную и бросилась ей на грудь обниматься.

– О, тётя Полли, тётя Полли! Я так рада, что ты взяла меня к себе! – захлёбываясь слезами, забормотала девочка. – Ты просто представить себе не можешь, какое это счастье быть с тобой и с Нэнси, если у тебя до этого никогошеньки не было на целом свете, кроме дам из благотворительного комитета!

– Да, вполне вероятно, – ледяным тоном ответила мисс Полли, безуспешно пытаясь оторвать от себя цепкие маленькие пальчики. – Хотя, впрочем, я не имела чести быть знакомой с этими дамами, – она перевела взгляд на стоящую в дверях Нэнси и распорядилась, нахмурив брови: – Можешь идти, Нэнси. А ты, Поллианна, будь любезна встать и выпрямиться. Я ведь до сих пор даже не рассмотрела, как ты на самом деле выглядишь.

Нервно хохотнув, Поллианна отпрянула от своей тётки и отступила на шаг назад.

– Да, конечно, тётя Полли, – сказала она. – Хотя смотреть-то, в общем, и не на что, кроме веснушек. Ах, да, платье! Я должна объяснить, почему на мне красное клетчатое платье, а не чёрное бархатное с баской и белыми пятнами под мышками и на локтях. Я Нэнси уже рассказала по дороге, что мне говорил мой папа…

– Ладно, ладно. Мне совершенно не интересно знать, что говорил твой отец, – резко прервала её тётя Полли. – У тебя чемодан есть, я полагаю?