Отсутствие единства в обучении и боеспособности пехоты в 1806 г. безусловно стали недостатками прусской армии. Основная масса не была обучена ведению огневого боя, так как его практиковали только пешие егеря, фузилерные батальоны и некоторые стрелки из третьего звена. И тут же линейная тактика с ее одновременным расходованием всех сил, вызванными этим трудностями организованного отхода, с отказом от колонного построения, несомненно способствовала несчастливому исходу двойного сражения под Йеной и Ауэрштедтом[48]. Однако и этот способ ведения боя мог привести к победе, если бы только прусские командующие решились соответствующим образом использовать свои войска. Конечно, французские стрелки весьма досаждали сомкнутым прусским батальонам, и там, где так называемая легкая пехота все же не одерживала верх, то, по оценке Гнейзенау[49], маневренные французские егеря за счет их наступления в обход наносили опустошающие потери. Однако перевес французской стороне дала все-таки большая способность командиров и войск приспосабливаться к местности и к условиям маневренной войны. Следует всегда учитывать, что имевшиеся в ту эпоху ружья с кремневым замком, заряжающиеся с дула, не позволяют сравнивать тогдашнюю плотность стрельбы с нынешней. Для того времени в целом подходит высказывание Наполеона: «Стрелковый бой служит лишь для того, чтобы сдерживать противника». Другая его фраза: «Огнестрельное оружие – все, остальное же лишь побочные инструменты», – касается действий артиллерии, а для него именно она готовила решительный исход.

Стрелковый бой появился вовсе не в войнах рубежа XVIII–XIX вв. Некоторый урон таким способом боя уже наносили королю Фридриху легкие части у австрийцев. Он пытался противопоставить им схожие войска в виде батальонов вольных стрелков. Война за независимость Северной Америки повысила ценность легкой пехоты. Поэтому она стала постоянным родом войск в Пруссии в виде фузилерных батальонов. В войнах Французской революции тактика стрелкового боя складывалась сама собой. Никаких указаний об этом не существовало. Характерно, что для французской пехоты времени революции и первых лет Империи никаких иных предписаний, кроме устава 1791 г., то есть выпущенного еще в годы старого королевского режима[50], не было. В этом уставе тогдашняя прусская линейная тактика в целом отвергалась. В нем есть лишь несколько обычных для французов колонных построений. Этому предписанию уже никакого доверия не было. Сражались в тех порядках, которые оправдали себя в войнах. Однако предписание продолжало действовать, так как Наполеон, для которого построения всегда были делом второстепенным, не чувствовал себя обязанным выпустить новые уставы. Он всегда пренебрегал муштрой своих войск. Уже та безрассудность, с которой он переходил от одной войны к другой, препятствовала ему в этом. Так что он ограничивался тем, что от случая к случаю рекомендовал маршалам тот или иной боевой порядок, оправдавший себя ранее. За пределами поля боя ему вполне хватало, если войскам удавалось выказать способность к длинным маршевым переходам. Тактическое обучение командиров основывалось главным образом на опыте революционных войн.

Способом ведения боя при Наполеоне все более становилась тактика массового боя. Малаховски вполне верно заявляет: «У французов после 1806 г. все чаще действенным способом становился огневой бой в колонных построениях; колонная и егерская тактики превратились в приемы наступления в колоннах и таранах… Лучшие солдаты пехоты были растрачены еще в 1807 г.[51]