И вот теперь Олечка на секунду останавливается перед ним и тянет ему печенюшку. Он сглатывает угощение, не прожевав его и не сводя взгляда с благодетельницы. Он большой лохматый, на длинных ногах. Метис, цвета овчарки, в генах которого перемешалось, должно быть, не одно поколение дворняжек. Он еле держится на слабых лапах. Его хвост, безвольно касаясь пола клетки, едва шевелится в приветствии. И кажется, что в его теле живыми остаются только глаза. Они буравят ее той нечеловеческой притягательной силой, из-за которой Олечка потеряла покой.
Олечка дотрагивается до его лба кончиками пальцев и, стыдливо пряча свои глаза, шмыг-шмыг к выходу и на улицу.
Автобуса долго нет. На крышу остановки льет дождь. И мучительные мысли разъедают Олечке ее душу.
В этой лаборатории, при институте травматологии и ортопедии, Олечка работает с полгода. И до сих пор не может привыкнуть к экзотическим картинкам на тему фауны, где героями сюжетов есть крысы, мыши, хомячки и собаки. Картинки в тяжелых золоченых рамах заполняют ее голову и их трудно заменить иными холстами. Даже, когда Олечка по выходным специально заглядывает в картинные галереи города. Но пусть эти шедевры остаются в стенах экспериментальной лаборатории. И потому об их деталях, дабы не смущать впечатлительного читателя, нет цели распространяться.
Некоторое время назад доктор Костюченко и новый аспирант Церковный, периодически выносили из операционной серую простыню, обвисающую тяжестью книзу и без церемоний переваливали ее в клетку. Олечка описывала потом на снимках рентгена сломанные, а позже срощенные кости конечностей пса. Жора, как и десятки подопытных животных институтского вивария, служил на благо науке медицине. А аспирант Церковный, как знает Олечка, работал над диссертацией. Тема что-то там «Посттравматические расстройства кровоснабжения в опорно-двигательной системе…».
Это был обычный пес-дворняжка овчарочьего цвета. Ему очень шло имя Полкан. Он сразу почувствовал, что попал, когда аспирант Церковный с каким-то подвыпившим бомжем накинули на него сетку и бросили в багажник. Как жалел этот молодой пес, что доверился этим «добрым людям», подавшим ему кусок колбасы у магазина, из которого несло обворожительным продуктовым духом! Если бы не чувство голода, он бы не оказался в этом Освенциме. Когда Церковный затащил сетку с Полканом в лабораторию, доктор Костюченко, оглядев добычу, ухмыльнулся:
– О! Как на моего тестя Жору похож!
Так Полкан получил новое имя Жора.
У него были такие глаза! Живые, все понимающие и обреченные. Он так смотрел на пробегающую мимо Олечку, что ее сердце всякий раз сжималось от жалости к несчастному псу. Олечка знала, что Жору, как и всех отработанных животных, ждет укол. Отсюда никто живым не выбирался. Даже общему любимцу Ваське, вечному мученику и невероятному живчику, истыканному канюлями, и преданно, взахлеб приветствующему своих мучителей, остаться в живых не удалось. Васькой собаку назвал тот же доктор Костюченко, когда лохматый пес, черно-бурого окраса, попал в лабораторию.
– Кого я вижу! Вылитый Васька, братец моей благоверной.
И вот теперь Олечка узнала от доктора Костюченко, что в этот понедельник Жору…
Была пятница. Павел, муж Олечки, смотрел телевизор и едва кивнул ей, когда она тяжело вошла в квартиру. За двадцать лет совместной жизни они не то, чтобы стали чужими. Нет. Но они отдалились друг от друга. И Павел иногда даже повышал на нее голос. У каждого были свои интересы. Олечка смотрела ток-шоу в спальне. А муж -научные программы и новости в зале. Они старались жить так, чтобы не мешать друг другу. Их сын-студент Саша снимал квартиру недалеко от дома, где жил отдельно с девушкой, которую еще даже не показал родителям и имя которой он хранил почему-то в секрете, как бы Олечка не допытывалась.