Но вернёмся к главному «тунеядоборцу» времён Сталина и Берии – Хрущёву. В декабре 1949 г., после двенадцатилетнего «царствования» на Украине, обильно пропитанный кровью репрессий, военных катастроф под Киевом, Харьковом, а также войной с украинскими националистами, незаменимый для системы Хрущёв был возвращён Сталиным поближе к Кремлю и занял свою прежнюю должность первого секретаря Московского областного (МК) и городского (МГК) комитетов партии. Началось его стремительное восхождение на олимп уже общесоюзной власти, а для нас настало время подвести промежуточные итоги хрущёвских «заслуг».
Его изворотливый ум, как чуткий радар, улавливал самое главное – колебания нервов и мыслей того, от кого зависело не гамлетовское «быть или не быть», а сталинское «жить или не жить». Высоко ценя только собственную драгоценную персону, Хрущёв при принятии плана действий учитывал главным образом настроение «самодержца». Будучи первым секретарём компартии Украины и Киевского обкома партии, а также членом Военного совета фронта, Никита Сергеевич не мог оставаться в стороне от принятия судьбоносных решений. Нетрудно представить, как в этот момент «хозяину» Украины было неуютно на занимаемой должности, когда отчитываться приходилось не процентами репрессий, коллективизации, не количеством безоружных расстрелянных, сосланных и посаженных, а результатами борьбы с вооружённым противником, забросать которого одними лозунгами невозможно.
Переживать Хрущёву было из-за чего. 11 июля 1941 г. Сталин послал ему недвусмысленную «расстрельную» телеграмму: «…если вы сделаете хоть один шаг в сторону отвода войск на левый берег Днепра, не будете до последней возможности защищать УРов [укрепрайонов. – Примеч. авт.] на правом берегу Днепра, вас всех постигнет жестокая кара, как трусов и дезертиров»[52]. Телеграмма возымела должный эффект. Решение Сталина Хрущёв оспаривать, как всегда, не стал, как и не поддержал попытки пошедших ва-банк Жукова и Будённого убедить далёкого на тот момент от военной стратегии вождя в необходимости отступления. 5 августа 1941 г. Семён Будённый, предвидя проблемы на Южном фронте, попросил отвести войска хотя бы до реки Ингул. Подобное несогласие с позицией Сталина кончилось тем, что 11 сентября Будённый был отстранён от должности главнокомандующего Южным направлением. За свою настойчивость в вопросе необходимости сдачи Киева также поплатился должностью и начальник Генштаба Жуков. Вместо Будённого на фронт послали Тимошенко. Ему, как и при подписании Директивы № 1 от 21 июня 1941 г., не оставалось ничего, кроме как принять точку зрения Сталина, уверявшего, что Киев будет удержан.
Но они ещё легко отделались. Остальные участники обсуждения лишились жизней, только расстрелял их уже не Сталин. 11 сентября Сталин в присутствии Б.М. Шапошникова и находившегося тогда ещё в Москве С.К. Тимошенко вызвал по прямому проводу командующего Юго-Западным фронтом М.П. Кирпоноса, члена Военного совета М.А. Бурмистенко и начальника штаба В.И. Тупикова[53]. Из Москвы последовал приказ: «Немедля перегруппировать силы, хотя бы за счёт КиУРа [Киевский укрепрайон. – Примеч. авт.] и других войск, и повести отчаянные атаки на Конотопскую группу противника во взаимодействии с Ерёменко… Перестать наконец заниматься исканием рубежей для отступления, а искать пути сопротивления… Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки…»[54] Кирпонос также пытался убедить Сталина в необходимости отвода войск, но его попытки, как ранее Будённого и Жукова, успеха не возымели. За долгие годы репрессий послушание Сталину стало носить буквально мистический характер, как будто бы у подданных выработался инстинкт повиновения. Все несогласные генералы – от Жукова до Кирпоноса – были готовы скорее положить сотни тысяч жизней солдат, офицеров и свои собственные, нежели ослушаться полубога.