Патряков почесал нос, что у него являлось признаком крайней озабоченности, вздохнул: «Эдуард Григорьевич, собирайтесь, слетайте в Москву. В сентябре у нас проводится всероссийская конференция преподавателей на озере Палток, а средств не хватает, так уж получилось. Два раза ты нас выручал, постарайся уж и на третий раз не подвести, найти денежки». Я аж задохнулся от такого предложения: «Да вы что, Виктор Петрович!? Я сам не знаю, как у меня прошлые разы получилось. Но ведь тогда времени до мероприятий было много, а сейчас… Да и защита у меня!»

Патряков взял меня за локоть, вкрадчиво улыбнулся, что для изучивших его повадки означало предупреждение о бесполезности сопротивления, снова вздохнул: «Да никто не будет на вас в претензии, если не получится. Но попробовать надо! Даже постараться надо, и сильно постараться. Очень важная для университета и для меня лично конференция. А по поводу защиты… Беру все на себя. Зайдете на пару минут для общения с комиссией – и никаких вопросов. А сейчас возвращайтесь, возьмите командировочные, денежки на подарки – и сегодня вечером вылетайте в Москву».

Пришлось возвращаться, получать командировочные документы и деньги. Сколько раз я ругал себя за то, что в свое время, еще на первом курсе, когда первый раз, услышав в деканате, где преподаватели просили меня иногда вместо занятий остаться за отсутствующую секретаршу, что возникли финансовые сложности с проведением какой-то конференции, вызвался попробовать помочь. Знал, что у дяди, большой шишки в нашей области, в Москве, в министерстве просвещения есть бывший однокурсник, и в высоких чинах. Каким-то образом я сумел уговорить дядю, что надо бы нашему педагогическому университету помочь. В общем, он позвонил, я слетал в Москву, вернулся с победой. Кстати, когда я был на втором курсе, этот большой человек из столицы приезжал к своим родителям, был в гостях у дяди на его даче, я им шашлык жарил. Потом была еще одна такая же командировка, и снова успешная. И вот меня отправляют в третий раз. На оформление документов и получение денег ушло полчаса. Когда я вышел на крыльцо университета, снова почувствовал на себе сверлящий взгляд невысокого мужчины. Взгляд был каким-то пугающим, у меня даже спина похолодела – я понял, что это страх. Но чего бояться-то? Может, он со своими охранниками (было понятно, что это именно они) ждет кого-то другого? Но когда я переступал последнюю ступеньку лестницы, он поднял руку и, махнув мне, властно сказал: «Молодой человек! Можно вас?» Слова звучали не как вопрос, а скорее как требование или даже приказ. Я пожал плечами и подошел к этой троице. Мужчина, не мигая, глядел на меня и говорил: «Эдуард. Я – Иван Иванович Уколов. Вы должны знать. Самый богатый человек в городе и области. Не буду терять вашего времени. Буду краток. Надо, чтобы вы отказались устраиваться в Пушкинскую гимназию. Вас куда угодно возьмут. Знаю, что в пушкинской у вас перспективы. Лет через пять – завуч. Еще через пять – директор. Может, даже быстрее. Но не надо туда идти. Туда идет моя дочь. Она так хочет. Она должна стать завучем. И директором. Соглашайтесь. Откажетесь – пеняйте на себя. Ответ – вечером». Говорил он отрывисто, короткими фразами. Мне даже показалось, что не говорит, а лает. А глаза смотрели прямо на меня – и не мигали! Как у змеи…

Я ответил, что сегодня улетаю в Москву, буду там несколько дней. Но ответить могу прямо сейчас: отказываться от Пушкинской гимназии не намерен.

Уколов усмехнулся: «Хорошо. Но вы подумайте. Крепко подумайте. Ответ – через неделю. В это же время. На этом же месте. Отказываться не советую». После чего повернулся и пошел в сопровождении двух своих бугаев к стоящему практически на пешеходном переходе черному «Хаммеру».