Заметьте: у этого тезиса есть одна черта, способная привести в замешательство. Прежде всего: он либо верен, либо неверен. Если он неверен, мы можем его попросту отбросить. Если же он верен, он непременно будет отброшен. Что касается воззрений восемнадцатого века на якобы мятежные учения, то истина не может служить защитой власти. Скорее, она будет свидетелем обвинения при рассмотрении дела о преступлениях власти (11).
Как замечает Паренти, тот факт, что религиозные круги и консерваторы порой обвиняют СМИ в либеральном уклоне и разрушительной деятельности, вовсе не означает, что пресса на деле не допускает отклонений от истины. Это означает лишь, что отклонения допускаются не в интересах того или иного клана, тогда как эти кланы своими обвинениями предоставляют СМИ своего рода алиби и таким образом создают иллюзию объективности прессы. В действительности, согласно интерпретации Паренти, терпимость к разнообразию публично выражаемых мнений, в частности, терпимость к демократическому общественному мнению вообще, допускается только до тех пор, пока это мнение не становится серьезной оппозицией к основным государственным структурам или экономической системе капитализма.
Ни Паренти, ни Хомский не упирают на то, что отдельные журналисты систематически представляют ложную или искаженную информацию по идеологическим причинам – хотя и такие случаи бывают. Отклонения от истины порождаются самой структурой отрасли, равно как и идейными убеждениями всех, кто в ней занят. Вопрос в том, каким образом соединяются два этих фактора. Подводя итоги анализа основных типов системных отклонений, приведенные Паренти и Хомским, можно сказать следующее.
1) Средства массовой информации находятся в собственности корпораций, нередко входящих в большие финансово-промышленные группы, но и отдельные магнаты имеют над ними колоссальную власть. Члены совета директоров избираются из среды состоятельного класса; они связаны с банками, страховыми компаниями, юридическими организациями, высшей школой и т. д. Часто эти люди входят в правление сразу нескольких фирм. Кроме того, у них имеются личные связи с высокопоставленными политиками и общественными деятелями. Влияние корпораций-рекламодателей, без чьей подпитки газеты и информационные сети выжить не могут, ограничивает свободу выражения тех мнений, которые могли бы наложить негативный отпечаток на их бизнес.
2) Американские журналисты в основном являются выходцами из белых семей, относящихся к среднему классу. Женщин, афроамериканцев, испаноязычных, представителей других национальных меньшинств среди них немного. Социальный состав корпорации журналистов приводит к тому, что они чаще освещают события, представляющие интерес прежде всего для зажиточных людей с белым цветом кожи. Система обучения в школах журналистики поддерживает существующую практику, представления, сложившиеся в атмосфере спонсорства определенных общественных институтов. Интересы бизнеса поддерживаются специальными программами – премиями, обедами, поездками и другими льготами для молодых журналистов.
3) Журналисты могут искренне гордиться своей независимостью, поскольку в их среде культивируется воображаемая непредвзятость и автономия. Но их автономию перечеркивают требования, предъявляемые при найме, страх перед увольнением, надежда на вознаграждение и желание избежать санкций. К тому же над любым журналистом обязательно стоит редактор, наделенный полномочиями контролера. Все эти силы находят свое выражение прежде всего в самоцензуре, которую журналисты и редакторы рассматривают как необходимую часть своего ремесла. Как говорит Паренти, «профессиональная компетенция измеряется способностью журналиста представлять события под идеологически приемлемым углом зрения, так сказать, «взвешенным» и «объективным» (22). К тому же, чем выше иерархический уровень персонажей, тем строже идеологический отбор материала.