Что касается Армении, то там автократ находился у власти сравнительно недолго и вынужден был считаться как со своим предшественником, добровольно уступившим власть по истечении конституционно обусловленного срока, так и с другими политическими силами, деятельность которых подвергалась лишь сравнительно мягким, по меркам мирового авторитаризма, ограничениям. Отнюдь не безраздельным был и контроль автократа над силовыми структурами, пользовавшимися значительной автономией благодаря своему происхождению из горнила карабахского конфликта.

Случай России – совсем другой. Текущая ситуация в России дает основания для пессимистического консервативного прогноза. Обычные факторы, способствующие краху электорального авторитаризма, в России отсутствуют. Однако теоретический прогноз не так однозначен. Все авторитарные режимы нуждаются в том, чтобы выборы, если уж они проводятся, сохраняли известное правдоподобие в глазах правящего класса, населения и международного сообщества. Иначе выборы просто бесполезны для них. Однако для большинства авторитарных режимов выборы глубоко вторичны, и поэтому, как свидетельствует опыт стран вроде Сирии, их превращение в полную фикцию не приносит властям большого вреда.

В России базовые институты поддержания власти настолько слабы и неформальны, что без правдоподобных выборов политика становится игрой без правил, царством полного произвола. А в игре без правил, как известно, возможен любой исход. Если минимально конкретизировать этот тезис, то можно сказать, что в такой игре любой ее участник может составить угрозу, которую ведущий игрок не сможет ни предвидеть, ни предотвратить. Поэтому теоретически возможно, что, превращая выборы в полную фикцию, режимы российского типа подрывают основу собственного существования и минимизация текущих рисков оборачивается перспективой коллапса в обозримом будущем.

Проблема с научным предвидением подобных перспектив состоит в том, что мы не можем идентифицировать механизмы перемен, выведя их из имеющегося массива наблюдений. Как ученые, мы способны лишь оценить спектр возможностей, но не можем измерить относительную вероятность тех или иных вариантов развития. И это – плохая новость не только для понимания перспектив российского режима, но и с точки зрения более широкого, общемирового контекста. Довольно очевидно, что в обозримом будущем тенденция к автократизации, если она продолжит набирать обороты, приведет к возникновению новых постдемократий. Если так, то российский опыт послужит важным ключом к пониманию динамики авторитаризма в современном мире. Однако на данный момент значение этого опыта не прояснено. Печально, но Россия в очередной раз, по известной формуле Петра Чаадаева, готовится к тому, чтобы «преподать какой-то великий урок отдаленным потомкам, которые поймут его». Остается лишь надеяться, что потомки будут не слишком отдаленными, а урок – не слишком болезненным.

Эта книга носит научно-популярный характер. При изложении материала большое значение придавалось научной обоснованности при изложении фактического материала, а также при обосновании оценок и иных содержательных суждений, но при этом важным приоритетом была доступность повествования для широкого круга читателей. Вторая глава содержит краткий обзор литературы о политических режимах современности и предлагает авторский взгляд на связанные с этой тематикой научные проблемы. Здесь же, на основе анализа российского политического режима, выявляется его место в ряду других политических режимов современности.