Отражая характер страны, политическая система по мере развития становится все более самостоятельным явлением со своими логикой и возможностями. Эти логика и возможности институционально закрепляются и эволюционно накапливаются. Обобщенно этот комплекс можно назвать хронополитическим потенциалом, который в череде трансформаций позволяет политии осуществлять свое предназначение – обеспечивать страну порядком, чтобы поддерживать благополучие и реализовывать общие задачи. Хронополитический потенциал политии можно считать аналогом потенциала месторазвития для страны, а также состоятельности для государства-состояния.

Все страны глубоко своеобразны – каждое географическое пространство уникально, как и населившая его человеческая популяция. Разумеется, между отдельными месторазвитиями можно усмотреть сходства, их можно разделить на типы и разновидности. Однако общая идея, концептуальная рамка месторазвития остается крайне общей, абстрактной и в силу этого «ненасыщенной» (thin). Политическая система, будучи более конкретным аспектом страны, куда насыщеннее. Есть немало структурно-субъектных, а также институционально-организационных конфигураций, связанных с циркуляцией власти, принятием решений и т.п., которые присутствуют в любых политиях, пусть даже и в крайне своеобразных, не похожих на другие формах. Это позволяет рассуждать о политике и политических системах в чисто философском или теоретическом плане. Однако в данном случае важнее эмпирический характер политии, поскольку хронополитический потенциал вполне конкретен и зависит от условий месторазвития и накопленных им в ходе эволюции и истории возможностей обеспечения порядка, благополучия и реализации совместных устремлений.

Хронополитический потенциал существенно варьируется в зависимости от эволюционного типа политии.

Самые простейшие и ранние морфологически являются закрытыми системами, а их месторазвития не выходят, как правило, за локальные масштабы. Они нас не интересуют, поскольку в этом масштабе и на этом эволюционном уровне образуются только племенные образования, в лучшем случае, вождества. Их хронополитический потенциал можно охарактеризовать как государственность в исходном, «этимологическом» смысле – как способность осуществлять господство. Попытки историков первобытного общества и антропологов говорить о вождествах как о примерах ранних государств оправданы только в концептуальных рамках идеи господства-владычества (dominium, lordship, Herrschaft etc.).

Более обширные, сложные и многомерные политии возникают в результате морфологического «приоткрывания». Это, в первую очередь, полисы, включающие демы и концы, а также сельскую или иную округу – хору. Тем самым, прежние господства-владычества включались в полис, по Аристотелю, как его несовершенные формы. Сами полисы образуют амфиктионии и иные союзные сети. Хронополитический потенциал полиса и сходных полуоткрытых систем можно справедливо назвать политичностью. Собственно политика в исходном смысле концептуализировалась Платоном, Аристотелем и прочими классиками как раз на материале античного полиса. И на деле полисные практики от шумерских и древнерусских до мезоамериканских и индийских городов-государств в большей или меньшей мере вели к формированию условно открытых и условно публичных пространств (агора, форум, вече и т.п.) соревновательного принятия решения и общего контроля над их осуществлением. Соответствующие политические возможности – политичность – получили наибольшее развитие, пожалуй, в античных Элладе и Риме [Драгунский, Цымбурский, 1991].