.

Трудно сказать, насколько удачно или неудачно руководил Буш этим завершением, понятно одно – Киссинджер никогда бы не одобрил лелеемый либеральным горбачевским окружением и развиваемый, в частности Цымбурским, проект включения либеральной советской империи в евро-атлантический порядок в качестве органического компонента системы так называемого Демократического Севера. Иными словами, он никогда бы не соотнес «мальтийскую» систему – систему взаимопризнания двух либеральных империй СССР и США (при очевидном главенстве последней) – со столь любезной его сердцу Венской системой Меттерниха. Далеко не случайно после распада СССР Киссинджер стал активным противником включения России в НАТО и другие евро-атлантические структуры и столь же не случайно, что именно помощник Никсона и Форда стал одним из немногих западных политических тяжеловесов, который смог наладить после 2003 года вполне конструктивное взаимодействие с Владимиром Путиным.

Апологету Меттерниха, произведениями которого не без основания мог вдохновляться Цымбурский как сторонник «восстановленного миропорядка» Буша – Горбачева, была совершенно не нужна Россия, ценностно интегрированная в евро-атлантический миропорядок. Такая Россия неизбежно разрушала бы тот геополитический треугольник Россия – США – Китай, который, согласно наиболее влиятельному американскому дипломату современности, и составлял основу «равновесия сил» в Евразии. России (а тем более Советскому Союзу), которая решилась бы стать верным союзником Вашингтона, пришлось бы давать от имени США и всего евро-атлантического сообщества стратегические гарантии против Пекина. Тем самым подрывалась бы фундаментальная для всей капиталистической миросистемы второй половины XX – начала XXI столетия геополитическая и вместе с тем геоэкономическая связка постиндустриальных США и индустриализирующегося Китая, связка, не имевшая при этом ровно никаких ценностных оснований и которая сама по себе являлась и остается сильнейшим вызовом всем вильсонианским представлениям о мировой системе. Стремление Цымбурского (и, как он надеялся, одновременно Горбачева и Буша-старшего) утвердить новый Священный Союз на базе либеральных норм в противовес националистическому «бесу независимости», парадом самопровозглашенных суверенитетов подрывающему единство Демократического Севера, вступало в противоречие с усилиями бывшего госсекретаря предохранить от распада установившийся в годы холодной войны альянс Вашингтона и Пекина. И с точки зрения актуальности этой последней задачи даже вполне умеренная программа президента Буша и его советника Скоукрофта по строительству «нового мирового порядка» выглядела немного романтично и вильсониански.

Однако система Меттерниха в изложении Киссинджера была не единственным образцом миропорядка, на который ориентировался будущий автор «Острова Россия». Первым таким «глобальным» порядком, открытым им в глубине времен, судьбу которого Цымбурский соотнес с судьбой постялтинского мира, был миропорядок, возведенный тремя крупнейшими державами Древнего мира, мира XIII века до н. э. – микенской Грецией, Аххиявой, малоазийской державой хеттов и Египтом Рамзесидов. В личной беседе со мной, а также в видеоинтервью, данном Владимиру Файеру в 2008 году, Цымбурский сам признавал, что именно средиземноморский миропорядок II тысячелетия до н. э. послужил для него своего рода первообразцом «нового мирового порядка», возникшего на руинах Берлинской стены. Более того, в статье 1993 года «Идея суверенитета в посттоталитарном контексте», которая в определенной степени венчает собой серию его либерально-имперской публицистики, Цымбурский обращал внимание на протолиберальный характер микено-хетто-египетской миросистемы XIII столетия и возникновение здесь впервые в истории «иммунитета личности относительно воли режима».