Селинка поморщилась, но листнула изображение дальше. Это хоть и было очень противным, но к их делу не относилось!
А студенты продолжали откровенничать. Ох, и вылилось же грязи в тот вечер…
Не у всех. Но достаточно много. Но цели ректор и его соучастники не достигли.
Прошло несколько часов просмотра. Специальный сбор, заключенных в амулетах, давно должен был подействовать. Он был создан, как средство, выводящее человека на откровенность, и желание вывалить все свои секреты и тайны.
Никто из ребят не рассказал о том, что это он таскает ингредиенты. Никто.
А это значило только одно. Виноваты не студенты.
И надо было думать, что делать дальше.
И да, ректор ошибся. Шума не было. Все, кто проговорился, чувствовали себя настолько неловко, что в академии несколько дней царила неестественная тишина и порядок. Противоестественная прямо!
Такая, что ректор даже забеспокоился. И пошептавшись с Селинкой, отправился на кухню, отдать приказ о новом рецепте компота.
Все, кто выпил этот компот, забыли о своих откровениях. Помнили только о том, что думать о других и говорить плохо, очень, очень вредно для себя в первую очередь.
К сожалению, Селинка не могла дать гарантии долгого действия. Но хоть на время, и то хлеб!
Через пару дней неприятное ощущение о том вечере полностью сгладилось. Молодости свойственно забывать плохое.
К Пятерику после занятий подошла та самая дева, которая так рвалась к более близком знакомству.
– Пятерик, – нежно глядя на него, проворковала она, – а когда мы навестим твоих родителей?
И победно посмотрела на подружек.
Пятерик неторопливо вытащил айяйяйфон из кармана. Включил запись:
– Да нужен он мне больно!
На весь академический двор прозвучал нежный голосок нежной девы.
Каникулы и ещё кое-что
Прошло чуть больше недели. Событие сгладилось, кем-то и вовсе забылось.
И наконец, наступил долгожданный день. После занятий ректор поздравил всех с успешно завершенным полугодием, и объявил о начале каникул.
Ух! Так его ни одном празднике не восхваляли!
Народ бегом хватал ещё накануне собранные вещи, торопливо прощался с теми, кого уже до начала нового учебного года не увидят.
Тройка Горынычей и Дрангинс стояли в группе таких же как они, радостных друзей, и обговаривали последние детали:
– Значит, договорились, – вел разговор Дранг, – через три недели отправляемся в поход! Сапоги, перчатки, ветровки и что-нибудь теплое, брать с собой обязательно! Остальное, сами смотрите.
Группка охотниц за женихами, тех самых побегушек, стояла в сторонке и активно делала вид, что их это ни капельки не интересует! Вот ни разу!
И вообще, где они с маникюром, педикюром и где-то подкачкой, а где резиновые сапоги, десятки километров по горам, и ночевки в палатках?!
Да хоть под миллиардом звезд! И под красивые, у костра песни! Да оно им надо?!
То что никто их и не приглашал, даже намеком, наносило особый налет на их лица. Такой, что никакая косметика была не в силах скрыть!
Девясилка, сестричка Горынычей, проходя мимо к воротам академии, ненадолго притормозила, и небрежно бросила:
– Вам бы в Олимпийских играх участвовать! На длинные дистанции, глядишь, первые места бы заняли…с конца…
Дружный хохот компании собирающейся в поход, совсем исказил выражения лиц побегуний. Добавив искреннего непонимания. Вообще! Абсолютно! Совершенно ничего!
Четверка из Горынычей Дранга добралась до родной пещеры очень быстро. Дранг собирался погостить дома…ну, да, дома, где он вырос, денек другой, а потом полететь к родителям.
Их встретили пирогами, пловом, мантами, наполеоном и ещё чем-то очень, очень вкусным.
И широкими улыбками.